Я обернулась.
В дверях палаты стоял мужчина ниже среднего роста, приблизительно сорока лет, с коротко стриженными седыми волосами. На плечах был накинут халат, свисающий до пола. Почему-то первым делом я обратила внимание именно на этот факт.
Похоже, что любительница Сергея Маузера практиковалась еще и в вялых приколах. Нужно будет сказать ей пару ласковых слов, когда мы отсюда уберемся.
Мужчина шагнул вперед и, не обращая внимания ни на Маринку, что понятно, ни на меня, что возмутительно, обратился к Ромке.
– Вот ты где, малыш, – сказал он, удостаивая нас с Маринкой только косым взглядом.
– Что вам нужно? – спросил Ромка, и я услышала, как дрогнул его голос.
«Ничего себе, – подумала я, уже более внимательно рассматривая этого визитера, – кто же это такой? Может быть, родственник?» Мужчина по возрасту вполне годился Ромке в отцы или в дяди.
Возможно, этим и объяснялась Ромкина робость.
– Мне нужно, чтобы ты не совал свой нос, куда тебя не просят, понял, да? Одну клешню тебе сломали, так это только начало. Постарайся поберечь свое здоровье.
Я резко повернулась к этому наглому гостю, но Маринка опередила меня.
– Вы кто?! – рявкнула она, и я ее прекрасно поняла. После того как тебе едва не сшибли сумочку, потом чуть не уронили, срочно требовалось на ком-то разрядиться.
– Отстань, мамочка, – коротко бросил гость и снова обратился к Ромке:
– Короче, пацан, я тебя предупреждал? Но ты продолжаешь свои дела.
Придется с тобой разобраться по-плохому.
Мужчина, отведя руку назад, постучал пальцами по стеклу палатной двери. В ответ на эту команду, наверняка украденную из репертуара Куклачева, в палату протиснулись еще два персонажа, отвечающие четкому определению: гоблины. Оба не поражали высоким ростом, но спортивные костюмы, короткие стрижки, сильно развитые надбровные дуги, нависающие над маленькими глазками, не оставляли сомнений в том, что они принадлежат именно к этой разновидности рода человеческого.
Вошедший первым, наверное, был самым отчаянным из этой пары: его нос и лоб украшали старые шрамы, словно когда-то в порядке инициации его качественно повозили мордой по шершавому полу, предварительно рассыпав там пригоршню гвоздей.
– Вот этого малого на костылях в мою машину. Будет вякать – успокоить, – скомандовал седой и отошел в сторону.
Как два бультерьера, в народе называемых свинокрысами, братки переваливающейся походкой подошли к Ромке.
Жертва инициации пробурчал:
– Ясно. Ну, пошли!
– Одну минутку! – Я удивилась, услышав свой собственный голос, но теперь, когда все внимание обратилось на меня, отступать было поздно.
– А тебе-то что? – спросил меня поцарапанный. – Ты к кому пришла? Вот и вали отсюда.
Ромка был зажат с двух сторон и имел весьма жалкий вид.
– Я пришла к этому молодому человеку, – независимо ответила я и рывком, получившимся у меня довольно-таки нервным, достала из сумки удостоверение.
При виде красной книжечки лапы, захватившие Ромку, отдернулись назад.
– Что Это у вас там? – проворчал седой и не спеша подошел ко мне.
Затем, что-то бурча, взял мое удостоверение и раскрыл его.
– Фу-ты, журналюшка! – презрительно оттопырив губу, произнес седой, но, задумчиво посмотрев на своих бультерьеров, махнул им рукой, и братишки отошли на шаг.
– Короче, ты понял, да? – снова обратился седой к Ромке. – Мне придется с тобою поговорить, если снова будешь вести себя невежливо.
Помолчав для солидности, седой негромко добавил:
– Давайте отсюда в отвал, ребята.
Бандиты не выразили никакого отношения к столь быстрой смене команд, просто повернулись и вышли, как безмозглые роботы, не умеющие интересоваться смыслом своей работы, а только тупо выполняющие заложенные в них программы.
За ними вышел и седой.
Мы остались в палате вчетвером. Второй Ромкин сосед как спал или упорно притворялся спящим, так и продолжал благополучно это делать.
Маринка прошла и села на Ромкину постель, брезгливо отодвинув комок одеяла.
– Что здесь происходит? – задала она законный вопрос.
Ромка шмыгнул носом и проковылял до нее.
Сесть рядом с Мариной он не решился, прошел дальше, сдвинул подушку к стене и тоже сел, поставив перед собой оба костыля.
– Я, кажется, задала вопрос, – надменно повторила Маринка, глядя прямо перед собой, – долго будешь молчать?
– Да уж, пожалуйста, – согласилась я, подо, двинула табурет и села на него. – И давай по порядку. Что там у нас было сначала? Диктофон?
– Это мой диктофон! – вскричал Ромка. – Точнее, ее диктофон! – Он ткнул пальцем в сторону Маринки. – Вот он в сумке лежал, а этот его спер!