- Но, ваше величество, - решился возразить Керж, - в Элигере тоже много разных меньшинств, не элигерцев.
- Это правда, - кивнул Вольдемар. - Но они уже почти все говорят только на элигерском языке, лишь от стариков да еще в удаленных деревнях можно услышать прежние варварские говоры. И это - неизбежно. Для нерушимости Директории Элигершдад жизненно важно единство. Но не разнообразие в единстве, а единство однотипности, Керж! Еще одно-два поколения, и в Элигере будут жить одни элигерцы. Зато будут мир и спокойствие. Никто не подожжет дом соседа, только потому, что тот говорит на чужом языке или молится Ормазу не по-элигерски. Мы несем мир, друг Керж, понимаешь, мир!
Император не вернул книгу на место. Он пошел к своему столу и осторожно положил тяжелый том рядом с вазой с букетом свежих роз из императорского сада. Керж напрягся. Цветы. Вольдемар застывшим взглядом смотрел на розы. Медленно поднял руку и коснулся шипов.
- Острые, - прошептал он. - Керж...
- Ваше величество?
- Мне пора, ты же знаешь. Что-то еще?
- Да... Он здесь.
В неподвижных глазах императора вспыхнула еле заметная искорка.
- Давно он ждет?
- С начала моего доклада, ваше величество.
- Ты смелый человек, Керж, - слабо улыбнулся Вольдемар и вдруг закашлялся, согнулся пополам, схватившись за край стола. Поднял руку, чтобы всполошившийся Керж оставался на месте. Долго и мучительно кашлял в белоснежный батистовый платок, наконец, сел за стол, спрятав скомканный кусок ткани. Но Керж знал, что на платке остались темные сгустки крови.
- Зови. Предупреди врача, чтобы ждал в приемной.
Керж поклонился и вышел, на мгновенье задержав взгляд на букете роз на столе.
- Острые такие, - шептал Вольдемар, потирая виски.
Что-то незримое заставило его напрячься и поднять голову. Вольдемар вцепился руками в подлокотники кресла и уставился на вошедшего.
- Как всегда бесшумен, - произнес он. Казалось, слова с трудом даются грозному повелителю Директории Элигершдад. - Давно не видел и... и не слышал тебя.
- Давно, - подтвердил гость странным голосом. Странным, потому что казалось, он исходит не изо рта, а откуда-то изнутри его тела, укутанного в длинный черный балахон с капюшоном, скрывающим лицо.
Вольдемар некоторое время всматривался в темную пропасть, что зияла там, где у гостя должно было быть лицо, но тщетно: темная волна ткани скрывала все.
- Ты снова смотришь на меня, - с упреком проговорил гость в капюшоне. - Зачем? Что ты хочешь увидеть, повелитель Элигера?
- Да, я знаю, - согласился император, отводя взгляд. - Я иду в сад. Пойдешь со мной, кадж.
Человек в капюшоне тихо прошипел:
- Не называй меня так вслух.
- Ах да, - усмехнулся Вольдемар. - Извини... Не нервничай, здесь нас никто не слышит.
- Даже твоя ищейка Удав?
- Керж? Воображаешь, он не знает, кто ты такой? Пошли, Нестор. Ведь так тебя зовут, правда?
- Правда.
- Вот и отлично.
С этими словами император вытащил из вазы букет роз и направился к дверям, даже не оглянувшись на посетителя. Тот несколько секунд смотрел на кресло. Втянул в себя воздух.
- Кашляешь... - еле слышно прошептал Нестор, затем еще сильнее натянул капюшон, сгорбился и направился вслед за императором.
Во сне к нему явился покойный отец.
- Папа? - недоверчиво спросил Каспер. - Это ты? Но... ведь это сон, правда?
- Правда, сынок, - с улыбкой сказал отец. - Ты спишь и видишь сон.
- Я сейчас проснусь, и ты исчезнешь.
- Конечно. Ведь это всего лишь сон.
- Значит, ты - мое воображение.
- Не совсем так, сынок.
- Я... я не понимаю.
- Каспер, сын, я хочу, чтобы ты не держал зла на своих сводных братьев. Они - простые эры.
- Хорошо, отец, не буду... Хотел спросить тебя кое о чем. Можно?
- Можно, сын. Тотоес, властитель сновидений, разрешил мне немного поговорить с тобой.
- Отец...я просто...я вовсе не победитель сильнейших, я слаб и нескладен. В первом же бою меня разоблачат и...
- Не бойся, сын. Сила не кулаках, а в твоем сердце. И помни: в дороге и дома, в ненастье и спокойствии, на войне и в мире, свершенные ранее добрые дела хранят человека...
Зезва по прозвищу Ныряльщик хмуро наблюдал, как корчмарь, ловко пробираясь между столами, несет ему очередную кружку мзумского светлого пива. В корчме стоял обычный для подобных заведений шум и гвалт. Полураздетые девицы разгуливали среди пьянствующих посетителей, и каждый из них норовил хватануть девок за зад. Проститутки натянуто повизгивали и отпрыгивали, хотя и не слишком рьяно. Корчмарь бухнул кружку на стол. Зезва поблагодарил его кивком и сделал большой глоток. Пиво было отличным.