- То был барак для мужчин? Сейчас идем к женскому?
- Нет, - удивился Дариус, - женские мы прошли.
- Куда же…
Гастон осекся. Застывшим взглядом обвел место, куда их привел старый ключник. За спиной вздохнул Эниох.
Новый забор, намного выше того, который окружал территорию приюта. Вернее не забор, а металлическая решетка, высотой в три роста человека. Те же самые фруктовые деревья темнеют справа. Раскачиваются на ветру два фонаря, скрипит и стонет калитка, крепко удерживаемая толстой ржавой цепью с огромным потемневшим замком. С высокого столба свисает на веревке круглый лист железа, тоже ржавый и треснувший внизу. Чуть поодаль мигает еще один фонарь, и тускло белеет стена барака. Гастон вдохнул полной грудью суховатый ветер, откинул капюшон, словно перестав обращать внимание на холод. Брат Дариус с интересом смотрел на него.
- Лали здесь? – глухо спросил Главный Смотрящий. – Отвори ворота.
- Нельзя, - покачал головой монах.
Гастон яростно потряс тростью.
- Здесь Лали, отворяй!!
Его трясло.
Отец Дариус сочувственно взглянул на теневика, затем поставил фонарь на землю и принялся озираться. Нашел булыжник и несколько раз громыхнул по круглому листу железа. Прислушался и удовлетворенно хмыкнул.
- Обождите, господа.
Выдав это, ключник забросил булыжник за прутья решетки. Гастон не заметил этого. Он молча смотрел, как из темноты появилась странная фигура, закутанная в просторные длинные одежды, с закрытым лицом. Было еще что-то странное в этом человеке, который медленно приближался к калитке, чуть прихрамывая и опираясь на длинный деревянный посох. Гастон не сразу понял, что это звон нескольких колокольчиков, приделанных к одежде человека с посохом. Эниох попятился, осенив себя знаком Дейлы, что-то прошептав. Гастон Черный не двинулся с места.
- Чего надо? – раздалось из закрытого покрывалом лица. Теневики видели два голубых глаза, смотревших на них со странной смесью равнодушия и любопытства. – Это ты, брат Дариус? Что случилось?
- Ничего, - кашлянул ключник. Присмотрелся. – А, Гор, действительно, я и забыл, что ты дежуришь.
Человек с закрытым лицом молчал. Гастон заметил, что даже пальцы у него замотаны какими-то тряпками грязно-серого цвета. Главный Смотрящий сжал трость так, что побелели пальцы. В голове шумело, он смотрел на зловещую молчаливую фигуру, тщетно пытаясь сдержать дрожь по всему телу.
- Ну? – не выдержал человек. – Чего приперлись? Кто эти люди, Дариус? Я хочу спать.
- Я ищу женщину, - с трудом выдавил из себя Гастон. Ему почему-то стало трудно говорить.
- Здесь нет женщин, - покачал головой Гор. – И мужчин тоже.
- …ее зовут Лали.
- Имен нет у нас, незнакомец!
Гастон шагнул к решетке.
- Господин Главный Смотрящий! – раздался полный ужаса возглас Эниоха. – Не подходите, не надо… Проказа!..
- Это моя сестра. Умоляю тебя, если она тут, позови. Пожалуйста.
Гор долго молчал. Затем повернулся и поковылял к бараку, обогнув чернеющий выступ колодца. Отдельный источник, мелькнуло в голове Гастона. Он хотел опереться о решетку, но вовремя отпрянул в ужасе. Холодный пот залил лицо. Смотрящий позвал взглядом Эниоха, и оперся о его руку, тяжело и прерывисто дыша.
- Он ничего не сказал, отче, - обратился к ключнику Эниох.
Брат Дариус молча указал ему головой. Гастон оттолкнул помощника, вцепился в трость и с замиранием сердца стал смотреть, как к калитке возвращается Гор, а с ним такая же укутанная в тряпки фигура, но пониже. Гор не стал подходить, и его спутница приблизилась к решетке одна. Гастон бросился вперед. Замер, не доходя одного шага. Пламя и смерть впереди. Гниение. Медленная смерть. Нужно не двигаться. Просто стоять. Он не видел, как отошли в темноту Эниох и отец Дариус. Он ничего не видел. Лишь склонившуюся к прутьям голову.
- Лали? Сестренка, это ты?
Фигура молчала.
- Это же я, Гастон!
Молчание. Звон колокольчиков.
-Лали…
Гастон повернулся к Дариусу, стиснул зубы, потому что незажившее бедро горело.
- Это не моя сестра! Я так и знал! Эниох, тебя обманули, я так и…
- Гастон…
Главный Смотрящий дернулся, рывком развернулся и впился глазами в склонившуюся к решетке фигуру. Та подняла руку и повторила, сопровождаемая нежным звоном колокольчиков:
- Гастон, братик… Это я, Лали.
- Лали! – встрепенулся теневик, бросаясь вперед и снова останавливаясь. – Сестричка…
Вот она рядом, родное, любимое существо. Младшая сестра, которую он искал долгие годы. Родная кровь. Стоит на расстоянии трех шагов. А он не может ни обнять ее, ни прижать к груди. Гастон чувствовал, как слезы текут по скривившемуся лицу. Лали опустила повязку с лица, открыв лишь глаза, и Черный прикусил губу до крови. Глаза остались теми же, ясными, прекрасными.
- Мой красивый брат, - тихо проговорила Лали, - такой же статный и мужественный… Братик…Я так счастлива, что с тобой все в порядке… Мой самый красивый брат… Мои глаза, удивительные глаза, которыми я так гордилась…
Когда Гор увел ее, обняв за плечи и успокаивая, всесильный глава Тени долго смотрел им вслед, чуть приоткрыв рот. Затем опустился на землю, закрыл лицо руками и затрясся в беззвучном плаче. Приблизился Эниох, но так ни на что и не решился. Снова отошел, бледный как мел.
- Сын мой…
Гастон поднял голову, и старый монах Дариус отшатнулся от этого искривленного злого лица. Разноцветные глаза сощурены, звериный оскал на губах.
- Молись, сын мой, - ключник положил руку на плечо теневика. – Проси Ормаза милости и смирения…
Гастон медленно поднялся, оттолкнув подавшего было руку старика. Повел плечами и набросил капюшон.
- Смирения, отче? – глухо произнес он. – О каком смирении ты говоришь? Я хотел забрать сестру отсюда, но она отказалась! Сказала, что не пойдет, а силой…силой вряд ли найдется смельчак зайти в барак прокаженных!
- Сынок, - прошептал отец Дариус, - может, ты хочешь исповедоваться?
Гастон Черный, глава Тени, запрокинул голову назад и захохотал. Вздрогнул Эниох. Налетевший порыв ветра взметнул веером черные листья, и смех Гастона перешел в глухой стон.
- Кому исповедоваться, святой отец? Ормазу или Дейле? А может, им обоим, а? Сходить в храм, бросить пару монет нищему? Доброе дело свершить, чтобы умилостивить богов? Купить сорочку с вышивкой имени Аргунэ, чтоб вино не кисло?! А где они были, когда моя младшая сестра заразилась проказой?! Где Вседержащий Ормаз и Светлоокая Дейла?! Почему они добры лишь в храмах да наших пустых мечтах и молитвах? Исповедь…Молиться? Мне? Им?! Лали, моя красивая сестренка…
Гастон умолк, смотря перед собой застывшим взглядом.
- Но разве она не сказала тебе, что…
- Сказала, отче, - Гастон вздохнул. – У меня есть племянница. Аиша… Ей десять лет…Она не знает, где дочка…Девочка родилась еще до того, как…как…
Главный Смотрящий улыбнулся монаху. Дариусу вдруг показалось, как далеко-далеко в разноцветных глазах мелькнуло что-то доброе и человечное. Мелькнуло и тут же исчезло.
- Миранда… - прошептал он. Прикрыл на миг глаза и медленно побрел в сторону ворот. Бросил на ходу:
- Сегодня же утром готовьтесь к приему добра, отче. Вы ни в чем не будете нуждаться.
- Да благословит тебя Ормаз, сын мой, - подавленно кивнул брат Дариус. – Но постой…
Гастон помахал рукой, не оборачиваясь. Эниох двинулся следом, радуясь, что уходит из этого страшного места. Потрясенный Дариус долго глядел вслед двум теневикам, затем засеменил за ними, но больше не приближался к ним и не проронил ни слова.
Долго еще, уже после отъезда ночных гостей, старый ключник не мог уснуть в своей келье, ворочаясь и вздыхая. Ветер за окном завывал переливистым плачем. И чудился брату Дариусу далекий звон колокольчиков в этом жалостном вое.
Черный кадж Нестор отламывал кусочки свежей булки и задумчиво бросал снующим у его ног уткам. Тихий, местами покрытый зеленоватой тиной пруд лениво шевелился. Тягучая гладь воды наполовину скрыта тенью нескольких вечнозеленых деревьев, что пышно растут в Зимнем Саду императорского дворца. Далеко вверху, сквозь стеклянную крышу видно, как по мрачно-тревожному небу несутся сероватые рыхлые тучи. И, хотя в Элигершдаде давно царила поздняя осень, здесь, в Зимнем Саду было тепло и уютно.