Альберт Иос молча наблюдал, как его люди забрасывают факелами крыши хижин. У овсянников дома добротные. Хорошо горят. Рядом оруженосцы тащили по земле извивающихся, верещащих жителей деревни. В воздухе стоял плач и истошный, непрекращающийся крик.
- Господин, пощадите! - пожилой овсянник рухнул на колени, подполз к ногам коня Иоса. - Мы мирные эры, признаем власть Ламиры, да продлят боги ее лета! Пожалей баб да детей малых, добрый господин...
Иос взглянул на старика. Овсянник отшатнулся. Подбежавший солдат ударил его по голове, потащил за собой. К большому сараю, куда сгоняли плачущих и вырывающихся жителей деревни.
- Детей с бабами - в обоз, - глухо приказал Иос. - Отвезти в Мзум. Остальных - вы знаете, что делать.
Стоявший перед ним сержант мрачно кивнул, подал знак солдатам.
Через полчаса Иос смотрел, как пылает сарай. А еще он слушал крики. В его глазах горела смерть. За его спиной стояли рыцари и солдаты из деревни Горное. И ад следовал за ними.
- Неужели он мстил детям и женщинам? - прошептал брат Кондрат.
- Мстил, человече, - мрачно кивнул Огрызок. - Его отряд жег и убивал, не зная пощады... Впрочем, молвят люди, что в первой спаленной деревне, случилось вот что: солдаты Иоса согнали жителей на центральную площадь и всех подряд, включая женщин и детей, загнали в храм Ормаза...
- Нельзя так, - воскликнул монах, - нельзя!
- Почему, отче? - спросил молчавший до этого Зезва. - А если бы у тебя овсянники родных вырезали да дочку пятилетнюю изнасиловали, как бы ты поступил, а?
Брат Кондрат взглянул на Ныряльщика, отвернулся.
- ... Иос уже собирался подать знак, чтобы храм подпалили.
- Но ведь, - Зезва впился глазами в джуджу, - малышня же...
- Подняли дети плач и крик. И случилось непонятное: упал на колени суровый рыцарь Альберт Иос. Повторял вслух имена детей своих и жены... Плакал долго, бил кулаками о землю. Взглянул затем на воинов своих - те поняли все без слов. В общем, освободили детей и баб.
- А мужчин? - повернулся брат Кондрат.
- Всех повесили. Никого не пощадили...
- Переночуем, и с утра - в путь, на Мзум! - сказал брат Кондрат, устраиваясь поудобнее. Зезва сонно кивнул. Сандр и Евген сидели рядом, заворожено рассматривая языки пламени, что возносились высоко вверх, разбрасывая золотистые сверкающие искры. Напротив нахохлились два джуджи - Пантелеймон Одноглаз и его племянник Густав Планокур. Уже почти стемнело, на небе зажглись первые звезды.
Накануне вечером отряд Огрызка снялся с места и отправился по тракту на Горду. Командор Джуджей попрощался с путниками, пожелал им счастливого пути, уважительно пожал руку Зезве. Выяснилось, что двум синим джуджам по пути с Зезвой - они тоже направлялись в Мзум. Поэтому, к всеобщему удовольствию, маленький отряд пополнился двумя бородачами. Зезва был особенно доволен, ведь два лишних топора никогда не помешают, особенно на пустынной дороге.
- А еще говорят люди, - сказал Густав Планокур, - будто война скоро будет.
- Война? - фыркнул брат Кондрат. - Чего это? Не навоевались еще?
- Эх, отче, - усмехнулся Пантелеймон Одноглаз. - Никогда война не наскучит людям. Гораздо веселее рубить головы, чем вспахать и засеять поле. Не говоря уже об урожае! Крут ты неимоверно, когда на коняке врываешься во вражескую деревню, да факелом размахиваешь, ох, как крут, клянусь усами бабушки! А то, что скоро будет война, это как пить дать, слишком уж долго мир у нас тут! Надоело это всем, скажу я вам.
- Разве мир и спокойствие могут надоесть? - насупился брат Кондрат. - Не верю!
- Уж поверь, святой отец, - Одноглаз хмыкнул, потянулся. - Мир ведь что это? Так, скукотища одна. Благородные человеки не могут подвигов совершать. Оно ведь как: деву чтобы спасти там, или с триумфом в город с трофеями въехать - для этого потребно войнушку затеять, и нехилую! Иль разбогатеть нужно купцу, к примеру. Когда самые большие заказы на провизию и одежду? Верно, в войну! А доспехи? А оружие? Воистину, война есть наисовершенненйшее и наиудачнейшее изобретение человеков!
- Человеков? - спросил брат Кондрат. - А вы, джуджи да ткаесхелхи, можно подумать, ангелы с крыльями! Или не воевали в свое время?
- Воевали, - согласился Одноглаз. - Ткаесхелхи, те вообще, скоро окончательно в дикарей превратятся. А какой могущественный народ был, а?
- Говорят, - вмешался в разговор Зезва, - что ждут они некоего мессию, который поведет их в новый, светлый мир.
- Сказки! - фыркнул брат Кондрат.
Неожиданно заговорил Евген.
- Не шкашки, дедушка Кондрат, не шкашки! Ткаешхелхи дошдутся мешшию, так папа рашкажывал.
- Евген, умолкни! - Сандр дал брату легкого подзатыльника. Тот обиженно надулся и отодвинулся. Зезва приподнялся на локте.
- Евген, а что еще рассказывал папа?
В наступившей тишине было слышно, как шипит и волнуется костер. Из леса уже доносились ночные звуки и шорохи. Где-то далеко раздался вопль.
- Очокоч, - поежился Зезва. - Сюда чтоб не приперся, стаховидл...
- Чуды тракт стороной обходят, - покачал головой Одноглаз, с удивлением рассматривая Евгена, словно видел мальчика в первый раз.
- Зезва, оставь парня в покое, - отец Кондрат с кряхтением поднялся. - Дровишек бы еще нам.
- Не хватит до утра, или как? - удивился Густав Планокур.
- Вроде б должно, но я схожу, хвороста насобираю.
- Дедушка Кондрат, я ш тобой! - Евген вскочил и вцепился в руку монаха. Брат Кондрат покачал было головой, но потом передумал.
- Ладно, сорванец, пошли. Будешь меня охранять!
- Конечно, буду! - радостно заулыбался мальчик, торжествующе оглядываясь на насупленного Сандра. Старший брат явно не одобрял инициативу Евгена, но ничего не сказал, только поближе придвинулся к костру.
Весело переговариваясь, монах и мальчик скрылись в темноте. Зезва вдруг забеспокоился, сел и потянулся к мечу. Джуджи непонимающе уставились на него.
- Ты чего дергаешься, человече? - спросил Одноглаз. - Рядом они, голоса не слышишь, или как? Соберут ветки и вернутся. Костер, чай, в Мзуме виден! Заместо ориентира.
- Действительно, - согласился Зезва, но встал и, скрестив руки, стал прислушиваться к близкому гудению голоса брата Кондрата и радостному смеху Евгена. Было слышно, как монах хрустит ветками.
- Дедушка Кондрат, вот еще, шмотри!
- Ага, точно... - отец Кондрат нагнулся за веткой.
Вдруг помутнело перед глазами, закружилась голова. Монах пошатнулся. Испуганный Евген схватил его за руку.
- Деда, что ш тобой?
Брат Кондрат потряс головой. Огляделся. Вокруг все по-прежнему, он держит в руках кучу хвороста, рядом стоит испуганный мальчик. Но... Монах огляделся.
- Костер, - хрипло проговорил он. - Ты видишь костер, сынок?
- Нет, - удивленно оглянулся Евген. - Не вижу, деда Кондрат!
Они стояли в почти полной темноте. Лишь множество светлячков освещали кусты вокруг. Отец Кондрат вздрогнул: он понял, что его так испугало. Тишина. Было очень тихо. Светлячки мерцали в полной тишине. Не было слышно ни шороха, ни возни мыши, ни шелеста листьев, ничего. Даже ветер утих. Брат Кондрат глубоко вздохнул и прочел молитву Дейле. Евген молча слушал, широко раскрыв глаза.
- Надо идти, - сказал мальчик, как только монах умолк.
- Идти? - словно удивился брат Кондрат. - Да, сынок, надо. Вот только куда... Мы вроде пришли вон оттуда, значит...
- Пошли, дедушка Кондрат! - Евген уверенно потянул за собой монаха.
- Куда ты меня тащишь?
- Надо спешить, деда.
- Хм, но мы же пришли совершенно с другой стороны!
- Та шторона - не та шторона...
Зезва уже собирался идти на поиски, когда раздался треск, и в круг света зашли брат Кондрат и Евген. Монах тащил довольно большую охапку сухих веток. Мальчик улыбнулся и, подбежав к обеспокоенному Сандру, уселся рядом с братом.
- Где вы были? - проворчал Зезва. - Я уже шел вас искать!
- Точно, - поддакнул Густав Планокур. - Разговор ваш утих, вот мы и заволновались!
- Да ладно вам, дети мои, - усмехнулся брат Кондрат, бросая хворост на землю.
- Все в порядке, - заулыбался Евген, толкая брата в бок. Тот нахмурился.