Она услышала звук приближающихся шагов. Послышался скрип ржавых петель, и кто-то вошел в ее камеру.
— Извини, что так с матерью получилось…, но ты сама виновата, — где-то сзади
послышался голос Таяра, даже без намека на раскаяние. — Не нужно было брыкаться, сука!
Его рука взяла Айрин за волосы и приподняла с пола. Мучитель довольно улыбался, было очевидно, что он получает удовольствие от происходящего. Дальше последовал удар наотмашь тыльной стороной ладони по лицу девушки. Из ее разбитой губы тут же потекла струйка крови, а щеку обожгла боль.
— Это за то, что ты меня поцарапала своим ножичком! Что, ничего не скажешь старому знакомому, ведь раньше мы хорошо ладили? — с издевкой сказал сын Кабутара. – Может, опять расскажешь мне сказочку про своих милых оленей? Ах, ну да, как я мог забыть, – у тебя во рту кляп и связаны руки. Это все для того, чтобы ты и не подумала творить здесь свое колдовство. Так что, – ты не сможешь мне ни навредить, ни ответить!
Он еще сильнее потянул Айрин за волосы, приблизив ее лицо к своему лицу, после чего медленно, словно это был леденец, облизал ей щеку. Его кожа, словно веснушками, была покрыта мелкими брызгами крови Марты. Айрин почувствовала, как от отвращения у нее все сжимается внутри, больше всего на свете ей сейчас хотелось вцепиться насильнику в горло и не отпускать, пока он не перестанет дышать.
— Не скучай. Я навещу тебя этой ночью. Как говорится — крепко связанная девушка в предварительных ласках не нуждается, — Таяр рассмеялся своей шутке. — Теперь ты будешь хорошей девочкой и не сможешь меня поцарапать или убежать.
Он отпустил волосы девушки и Айрин, упав на пол, опять больно ударилась подбородком. Послышались звуки закрывающихся решетки и тяжелой входной двери. Девушка осталась в камере одна. К отвратительному ощущению от грязного кляпа во рту добавился привкус крови и обиды. Обиды за свою беспомощность и наивность: как она могла доверять такому человеку?
Если бы не скудный свет из зарешеченного окошка, камера бы погрузилась в полную темноту. Из угла доносился зловонный запах: наверное, его использовали вместо туалета. Здесь витали и другие запахи: пота, гнилой соломы и сырости. Уши Айрин уловили активное шуршание в темноте – крысы, учуяв ее запах, в спешке покидали это место.
«Дура, какая же я дура! Так глупо попасться, прибежать сломя голову прямо в ловушку, – и вот печальный итог. Ну, Таяр, ты еще пожалеешь! Пожалеешь, что воспользовался нашим гостеприимством, что убил маму. Бедная мамочка! Я все тебе припомню! Ты пожалеешь, что на свет родился...» — подумала девушка.
Ее глаза наполнились слезами, но это уже не были слезы бессилия: в сердце Айрин загорелся огонь гнева и отмщения. Она напоминала клинок из индрийской стали, что уже занесен над врагом. Больше, чем на Таяра, она злилась только на саму себя.
Деревенские были не слишком умными, и не знали, что для колдовства ведьме совсем не нужны руки и слова. Это только шаманы не могут применять свои заклинания без подготовки, а то и целого ритуала.
Девушка еще раз осмотрела свою камеру: слева стояла небольшая деревянная лавка, такая короткая, что на ней вряд ли удалось бы поспать; грязные стены, расписанные рисунками и непонятными знаками. Айрин прислушалась. За дверью стояла тишина, – камеру похоже, совсем не охраняли, ее просто закрывали на ключ.
«Нужно дождаться вечера, — мелькнула мысль, — и подумать, как выпутаться из этой ситуации».
На закате Айрин вошла в транс: глаза девушки закатились, все ее тело тряслось в конвульсиях.
Ведьма начала процесс трансформации. Ее тело менялось, руки и ноги уменьшались, а лицо вытягивалось и покрывалось шерстью. Через минуту ведьма полностью превратилась в лису, которая, выскользнув из одежды, легко освободилась от веревок. Это было даже не колдовство: все представители расы Айрин легко могли существовать в двух ипостасях: человеческой и лисьей. Выбежав на середину, лиса упала на пол и также начала биться в конвульсиях, при этом лисьи лапы увеличивались, а шерсть, постепенно укорачиваясь, превращалась в кожу. Через какое-то время в камере стояла абсолютно нагая, почти обычная девушка… если бы не уши и лисий хвост.
«Как же больно! Ну, Таяр, ты за все мне ответишь», — подумала Айрин.
Она подняла лавку и под наклоном приставила ее к стене. К сожалению, лавка была слишком коротка и не доставала до окна, но и этого должно было хватить. Не тратя времени зря, ведьма снова начала процесс трансформации в лисицу.
Взобравшись по лавке вверх, лиса легко дотянулась до окна, встала на задние лапы, просунув голову между прутьев и ловко выпрыгнула в окно.
Приземление получилось жестким. Она сильно ударилась всем телом и знакомые звездочки опять закружились перед глазами. Но по сравнению со всем пережитым за этот день, это были мелочи. Она едва успела увернуться от собачьей пасти: в полушаге от нее клацнули острые зубы. Отталкиваясь всеми четырьмя лапами, здоровенный черный пес пытался дотянуться до Айрин. Он громко лаял и изо всех сил натягивал цепь, что его удерживала. Морда пса была так близка, что ведьма учуяла зловонных запах из его пасти.
— Что там такое, Пират? — раздался голос охранника
Лисица стремительно бросилась к выходу. Благо, цепь была короткой, и собака не могла полностью преградить ей путь. Как назло, полная луна ярко освещала все вокруг. Только пробежав несколько сот метров, перепуганная ведьма поняла, что бежит не в том направлении.
«Наверное, падения не прошли бесследно», — подумала Айрин, затормозив по дорожной жиже всеми лапами и развернувшись в другую сторону.
Она мчалась по ночным улицам, словно за ней гналась стая гончих псов, стараясь при этом избегать открытых мест, чтобы ее не заметили. Нужно было побыстрее выбежать из поселка, прежде чем ее хватятся.
Покинув злополучную деревню, Айрин устремилась по знакомой тропинке домой. Чем ближе она подходила к дому, тем медленнее бежала, а лапы предательски подгибались. Девушка понимала, что ничего хорошего ее там не ждет.
Еще издали она увидела, что крыша ее дома обвалилась. Похоже, его пытались сжечь. Если бы не волшебное снадобье от пожара, которым они с матерью покрыли все стены, ее дом наверняка превратился бы в пепелище. Вырванные из петель двери лежали рядом с ничем не прикрытым черным зевом входа. Деревенские даже забрали стекла из окон. Внутри царил полный беспорядок: вся мебель валялась разломанной, черепки глиняной посуды и разорванной одежды были свалены посреди комнаты огромным ворохом. Видимо, устроившие погром побрезговали брать личные вещи ведьм себе. Кто-то свалил все книги в кучу и сжег. Лишь несколько полуистлевший страниц, да недогоревшие переплеты напоминали девушке об их библиотеке. И хотя дым уже успел выветриться, развалины дома были наполнены запахом горелых тряпок и бумаги.
От всех остальных построек остались одни угли. Вместо загона с оленями из земли торчали палки, на которые кто-то надел оленьи головы, а также лежали части позвоночников и ребер. Похоже, местные решили поделить туши оленей прямо здесь, а, возможно, даже съели их сразу на месте. Кроваво-черный снег ярко освещала полная луна.
Подойдя ближе к бывшему загону, девушка тут же узнала голову Зурху. Белое пятно на лбу стало грязно-красным, крестьяне забрали с собой даже его рога: На голове ее любимца зияли кровавые раны. Всегда добрые глаза оленя теперь неподвижным стеклянным взглядом смотрели прямо на нее. Запах гари и крови вызвал у ведьмы приступ тошноты, ее не вырвало только из-за того, что Айрин последний раз кушала еще утром.
«Что они сделали с тобой, мой любимый Зурху? Не прощу!».
Оставаться тут не имело никакого смысла, но было еще одно важное дело.
Лиса начала копошиться в сваленной куче тряпок внутри дома: необходимо было найти ткань, которую они с матерью использовали для перевязки Таяра, – на ней должна остаться его кровь. Обоняние лисы намного лучше человеческого, но теперь ей мешали запахи гари и многих людей. Несмотря на это, нужный клочок ткани чудом нашелся.
Выйдя из разрушенного дома, ведьма увидела вереницу огней со стороны деревни. Ее хватились, нужно убегать.