Патрисия. И мсье Бертильон выслал?
Андре. Разумеется. Отказывать жене, клянчащей на булавки, — это еще куда ни шло. Но экономить на ее любовнике!.. Порядочный человек на такое просто не способен. Порядочный человек, мама, умеет ценить чужой труд. Особенно физический и неквалифицированный.
Патрисия. И что было дальше?
Андре. От мсье Мишеля пришел единственный лапидарный ответ (якобы читает по книге, уже не листая): " Деньги получил. Точка. Пропили всем табором. Точка. Дочь барона мила. Точка. Поиски продолжаю."
Патрисия. И все?
Андре. Все!
Патрисия. Но, Андре, не может же быть, чтобы он совсем пропал, мсье Мишель?..
Андре. О чем ты говоришь, мама! Вот (стучит по раскрытой книге), Германия, Равенсбург, пятнадцатый век. Почтенные люди пишут, инквизиторы: " Юноша чародейственым образом потерял мужской член, так что не мог видеть его и чувствовал лишь гладкое тело." Так то Германия! Страна относительно небольшая. А то (широко разводя руки, с восторженной улыбкой) Россия! Там таких Германий…
Пауза.
Патрисия. И как же мне ее играть, эту… алкоголичку?
Андре. Элементарно, мама. Становишься на колени, перед крестом и дурным голосом: " Доченька, доченька, на кого ты меня покинула? Горе мне, горе! Не жить мне без тебя, не жить!.."
Патрисия. " Доченька, доченька"? Но ведь это получается, что мадам Дюран — мать нашей несчастной Катрин!
Андре. Ну уж и несчастной! Две матери — это, знаешь… это, знаешь… это… Да, многовато. Две матери — многовато. (После паузы, воодушевленно) Но она не мать - мадам Дюран! Просто в роду мсье Бертильона было принято, чтобы старшая жена обращалась к младшей ласково - "доченька". Не правда ли, трогательно? Вон оно, кстати, распятие.
Патрисия (поворачиваясь в указанном направлении и натыкаясь взглядом на маски). Эти морды… Я их боюсь… Кто это вообще?
Андре. Родственники мсье Бертильона по линии Колумба.
Патрисия. Такие черные…
Андре. Это от скорби, мама. Ну, репетируем?
Патрисия (делая зверское лицо, опускаясь на колени и сжимая кулаки). Доченька, доченька!.. Вот уж покинула так покинула! Вот уж горе так горе! Вот уж не жить так не жить!..
Андре. Браво, мама!
В дверях появляется Катрин — стройная декольтированная
брюнетка с заторможенным взглядом.
Катрин. Она так кричит…
Патрисия. Надежды нет! О, дайте мне кинжал!
Катрин. Такие причитания! Бедняжка!.. (Подходя к Андре.) Мсье, мсье…
Патрисия. Или косу! (Заметив Катрин.) Добрый день, мадам.
Катрин. З-здравствуйте. (Андре.) Мсье, что, кто-то умер?
Андре. (скурпулезно оценивая внешние данные вошедшей). К несчастью, да, мадам.
Патрисия. (по-прежнему коленопреклоненно). Андре, так достаточно убедительно? Может, подпустить слезу? Я бы могла еще спеть. (Катрин.) Мадам, помните такую песенку? Ее поют в пансионах…
Катрин (рассеянно). Да-да, да-да… Я не училась в пансионе. (Андре.) Мсье, кто умер?
Андре. Одна дама.
Катрин. Знатная?
Андре. Да, вполне.
Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не помнили. (Встает, отряхивает колени, с блаженной улыбкой.) Вы ведь увлекались Ронсаром, правда?
Катрин. Да-да, да-да… Я с ним не знакома, мадам. (Андре.) Мсье, а господин Бертильон, он…
Андре. (вглядываясь в родинку на шее Катрин). Он, мадам…
Патрисия. Не может быть, мадам, чтобы вы не увлекались Ронсаром! Признайтесь, вы брали фонарик и уединялись с ним ночью под одеялом. Чтобы вам никто из девочек не мешал.
Катрин. Да-да, да-да… (Спохватываясь.) Мадам, что вы такое говорите! Я не люблю это делать с фонариком. (Андре.) Мсье, кто эта сумасшедшая?
Андре. (впериваясь взглядом в вырез на груди и взглатывая слюну). Моя мать, мадам.
Катрин. Вы выгодно отличаетесь от нее.
Патрисия. А наутро вам было больно. И вы плакали от светлой печали, испытав катарсис. Потому что Ронсар — это всегда катарсис.
Катрин. Мадам, я уже начинаю сожалеть, что мне с мсье Ронсаром не довелось… Мсье Бертильон - хороший человек… Душевный, отзывчивый… Но он, увы, не молод, и о катарсисе мне приходится узнавать в основном из фильмов.
Патрисия. Душечка, вы не должны наступать на горло собственной песне. Андре, скажи ей…
Андре. (с трудом переводя взгляд с груди на лицо Катрин). Сударыня, вы не должны!..
Катрин. (с потеплевшими глазами, слегка кокетничая). Вы правда так думаете, сударь?
Андре. О, да!
Патрисия. Вам нужно полюбить Ронсара. Андре, скажи…
Андре. (страстно). Сударыня… Ронсара… Хорошо бы…
Патрисия. Всеми фибрами души.
Катрин. (глядя в глаза Андре). А он, мадам, похож на вашего сына?
Патрисия. Кто, душечка?
Катрин. Ну, Ронсар.
Патрисия. Нет, душечка. Мой сын - обалдуй, а Ронсар…
Катрин. (сладко вздохнув). Жаль.
Патрисия. Что обалдуй? Естественно. Любая мать…
Катрин. Что не похож.
Патрисия (глядя на оцепенелую парочку). Когда я пела в хоре сестер милосердия во имя правосудия…
Катрин. Сестер чего?
Патрисия. Милосердия. Во имя правосудия… Нет, это несносно! На ваших взглядах впору развешивать белье. Андре, ты совершенно не щадишь свое зрение. И мое тоже. Ты помнишь, какая трагическая весть привела нас сюда два часа назад?
Андре. (продолжая улыбаться Катрин). Да, мама.
Патрисия. Вот! С тех пор я изрядно проголодалась. Мсье Бертильон, разумеется, был очень любезен, сообщив нам, что отправляется за…
Андре. За индейкой, мама. Вдовой Макиавелли.
Патрисия. В этом доме трагедия на трагедии… Его так долго нет, что я начинаю думать, будто здешние индейки одичали и на них надобно охотиться с ружьем. Я, конечно, храню терпение, но обидно было бы не дожить…
Андре. Мама, в такой-то славный день…
Патрисия. Ты абсолютно не обучен носить траур, мой мальчик. Ты слишком энергичен.
Андре. Да, мама. И я немедля потороплю мсье Бертильона.
Патрисия (вздыхая). Он тоже ушел кого-то торопить. Оказывается, это занятие отнимает уйму времени.
Андре. Нет, нет, мама. Я скоро буду. Мы не окончили наш разговор с мадам…
Катрин. Меня зовут Катрин.
Патрисия. Катрин? Как и мою бедную дочь? Но ведь никакого сходства! Андре!..
Андре. Не малейшего, мама. До этой Катрин я могу дотронуться (касается ладонью щеки Катрин), ощутить пальцами тепло и нежную кожу, провести ладонью по волосам. (Проводит.)
Патрисия. Все, я умираю. Голодные судороги… (Подергивает подбородком.)
Андре. Иду, мама, иду.
Уходит.
Патрисия. Всю жизнь, всю жизнь, душечка, я потратила на Андре. Я думала, что каждый божий день я бросаю в золотую копилку. А оказалось — в дырявое ведро, которое…
Катрин. О, мадам! Вы очень удачно вложили отпущенный вам капитал.
Патрисия. Не успокаивайте меня, душечка. Когда меня успокаивают, я начинаю рыдать. Самое горькое утешение я пережила в день взятия Бастилии.
Катрин. Потрясающе! Два века! Мадам, вы выглядите гораздо моложе.
Патрисия. (педагогически). Это было за несколько месяцев до рождения Андре. Я стояла в парке, под зонтом. И кормила уток. Погода была скверная. Моросил дождь, нудный, как мексиканские сериалы. И тут вдруг неизвестный мужлан с лоснящимися щеками возомнил, будто я удручена… (Пародируя.) "Ну, ну, мадам, такой день, мадам, расправьте плечи, мадам, вдохните полной грудью…" Бесстыдник! Это у меня-то полная грудь! Впрочем, я не уверена, что он вообще со мной разговаривал. У него были такие очки! (Сводит глаза к переносице и подносит к ним " козу" из пальцев.) Ему, чтобы попасть, обязательно нужно было промахнуться. Но я так сразу огорчилась! Боже! Мне стало жаль всех: себя, уток, тех, кто штурмовал Бастилию, тех, кто в ней сидел. (Всхлипывая.) Маркиза де Сада — судьба к нему не благоволила… Я зарыдала. (Плачет.) А этот утешитель попер на меня, как робокоп. И врезался в дерево. Так мне (заходясь в рыданиях) стало жаль и его…