Слесарь. Неудивительно, мадам, — я продукт своего времени. По колено увяз в эпидермисе культуры — ни тебе выпрыгнуть, ни провалиться глубже. Теперь вот жду, когда она меня вычихнет, культура, — вместе с тремя сонетами и одной пьесой, посвященной Гомеру.
Катрин. Итальянский живописец, представитель Ренессанса, автор картины " Рождение Венеры". Из раз, два, три, четыре…
Слесарь. Сандро Боттичелли.
Катрин. Сан - дро- бо-ти… Не подходит, мсье, слишком много букв.
Слесарь. Это, мадам, два слова: Сандро и Боттичелли. Правильное - Боттичелли. Поразительно — не знать человека, писавшего шею! Шею, соединяющую голову со всем остальным! Впрочем, ума не приложу, зачем такая сложная конструкция понадобилась Господу Богу при сотворении женщины — мог бы, собственно, шеей и ограничиться.
Патрисия. (оборачиваясь). А вы, мсье, мизогинист.
Слесарь. Типун вам на язык, мадам! Даже подростком себе такого не позволял. В минуты колебаний добродетели я смазывал ладони горчицей.
Патрисия. (внезапно). Бедный вы, бедный!.. Вот и тогда, в пруду… вы вначале колебались… а потом я два квартала, как трелевочный трактор… А вечером-
помните? — с одной стороны — я, а с другой…
Катрин. Эпос киргизского народа.
Патрисия. Эпос киргизско… (Катрин.) Душечка! Ну, про себя, про себя!..
(Слесарю.) А с другой — чистый лист бумаги и карандаш.
Слесарь. (сглатывая комок). Я работал… над шеей?
Патрисия. Усиленно.
Слесарь. Сутки? Двое?
Патрисия. Трое.
Слесарь. С перерывом на сон?
Патрисия. Без.
Слесарь. Где она? Я хочу ее видеть!
Патрисия. (разворачивает, держит торжественно, как глашатай грамоту). Вот!
Слесарь (раненной чайкой). Патрисия!
Патрисия. Ну наконец-то, милый. Я думала, ты меня не узнаешь.
Слесарь. Как я тебя искал, Патрисия! Как искал!
Патрисия. Да, милый, да. Я горжусь тобой, как Амундсеном. Ты ехал на собаках?
Слесарь. Чушь! Вздор! Клевета! Какие собаки?!.. Твой образ, Патрисия! Твои глаза! Твое грудное контральто!.. Кстати, Патрисия, что у тебя с голосом? Он перестал совпадать с линией шеи.
Патрисия. Я его сорвала.
Слесарь. Как? Когда?
Патрисия. В хоре сестер милосердия во имя правосудия.
Слесарь. Сестер чего?
Патрисия. Неважно. Антуан, я должна поставить тебя в известность: у тебя есть сын.
Слесарь (отупело). От кого?
Патрисия. От меня, естественно.
Слесарь (прикладывает руку к сердцу, похлопывает, что-то нащупывает, лезет в нагрудный карман). Вот. (Протягивает Патрисии конфету.) Передай малютке. От папы.
Патрисия. Малютке уже двадцать два, Антуан.
Слесарь. Да?! (Разворачивает конфету, забрасывает себе в рот.) Значит, между нами что-то было?!
Патрисия кокетливо улыбается.
Что между нами было, Патрисия? (Хватает ее за плечи.) Что?
Патрисия. Ты делаешь мне больно, Антуан! Ай!
Слесарь. Ты же говорила, что я рисовал шею.
Патрисия. Да.
Слесарь. Карандашом.
Патрисия. Да.
Слесарь. Трое суток подряд.
Патрисия. Да.
Слесарь. И не отрывался!
Патрисия. Да! Зато потом ты так оторвался!.. По полной программе… Пусти меня
(Слесарь опускает руки.) " Зачем вы передвигаете мебель ночью? Зачем вы передвигаете мебель ночью?" — это соседи так меня спрашивали. Двадцать три года назад. Знаешь, что я им отвечала?. "Нравится!"
Слесарь. (потирая пальцами лоб). Он похож на меня?
Патрисия. (осмотрев слесаря с ног до головы). Одно лицо!
Катрин делает физиономию " лошадь перед барьером".
Слесарь. Любит живопись?
Патрисия. Обожает.
Слесарь. Втайне грезит поездкой во Флоренцию?
Патрисия. Кричит ночами.
Слесарь (самодовольно). Гены пальцем не раздавишь!.. Трудолюбив?
Патрисия. Готов таскать мешки с песком.
Дверь открывается. В кабинет, согнутый в три погибели,
вваливается Андре. На спине у него бездыханное, на
первый взгляд, тело Бертильона. Тут же, у порога, он
сгружает свою ношу.
Андре. Фух!.. Даже не подозревал в себе такой богатырской силы.
Катрин и Патрисия, каждая по своей траектории,
подбегают к Андре и с опаской смотрят на эмбрионально
сложенного Бертильона.
Патрисия. Андре, ты же обещал принести индейку.
Андре. Всех индеек, мама, разобрали. Остались одни каплуны.
Слесарь. Мама?!
Катрин. Он умер? (Одновременно.)
Патрисия. Где ты его обнаружил?
Андре. На черной лестнице. Полз в сторону турецкой границы. На позывные
"Ширак! Ширак! Я — Зидан" — не реагировал.
Убаюкивающей поступью экзекутора к группе подходит
слесарь.
Катрин. По-моему, у него подергиваются веки.
Андре. Это пульсация мысли, мадам.
Катрин. Мне казалось, что мы уже перешли на имена… Андре.
Андре. Простите, Катрин, — скверный опыт скверно меблированных гостиниц. Никогда не знаешь, где заканчивается просто дама и начинается дама с именем.
Катрин. Он шевелит губами. Вы слышали? Он сказал " ведьма".
Андре. Мне тоже иногда снятся женщины. (Косясь на Катрин.) Красивые, черноволосые, с размахом декольтированные…
Катрин. (Бертильону). Жиль, умоляю тебя, открой глаза. (Андре.) Давайте его посадим (Прислоняют спиной к стене; Бертильону.) Жиль, милый!..
Андре. Слушайте, что вы с ним цацкаетесь?
Катрин. Отстаньте. Подите-ка лучше смочите платок. (Протягивает.) Графин на столе.
Андре (слесарю). Нет, как вам, мсье, нравятся эти игрища в " Отелло"?
Слесарь. Сын мой, ты бы мог обращаться ко мне просто — папа.
Андре. С какой это радости? А впрочем, заметано, я буду звать вас — понтифик, это возвышает (Отходит к столу, по дороге цитируя из " Отелло".) "Платок достался матушке моей в подарок от цыганки — ворожеи".
Слесарь. (предлагая флягу, Катрин). Это коньяк. Ему сейчас не повредит.
Патрисия. Да, да, душечка…
Андре. (от стола, с книгой в руках). Эй, понтифик! Кажется, это по вашей части.
(Наливает в стакан вода из графина, читает.) " Всегда ли демон инкуб посещает ведьму с излиянием семени?"
Патрисия. Андре! Такой вопрос — отцу?!
Андре. Ну так святому же, мама. (Пьет воду.)
Патрисия. Биологическому.
Андре (поперхнувшись). В каком смысле?
Патрисия. В репродуктивном.
Слесарь. Видишь ли, Андре, мы с твоей матушкой…
Андре. Что, вот этот вот курс лекций по геронтологии — мой папаша? Нет, возможно, он весьма бодро смотрелся на плацу, присягая Людовику Четырнадцатому, но когда счет пошел уже на термидоры и брюмеры, когда страна рванула на баррикады, как на воды Висбадена, когда Конвент переименовал Бога в Верховное существо и всем стало слегка не до бессмертия…
Катрин. Андре, платок!
Андре. Несу, несу.
Катрин. (растерянно, слесарю). Он не пьет. Может быть, послать за врачом?
Слесарь. Не пьет? Коньяк?! Конечно, за врачом!
Андре. (подходя, опускаясь на корточки рядом с Катрин и накладывая мокрый платок шалашом на лоб Бертильона). Эверест в снегах. Будит эстетическое чувство. (Берет из рук Катрин фляжку, отхлебывает, кривится, кивает на Бертильона.) Он прав. Этот коньяк - дополнительный аргумент в пользу трезвости.
Слесарь и Патрисия отходят в глубь сцены и
принимаются что-то обсуждать. Слов их не слышно.
Катрин. Андре, а вдруг он умрет?
Бертильон. (не открывая глаз). Ламия! Горгона!
Андре. (с иронией). Очевидно, агонизирует.
Катрин. (глядя куда-то вдаль). Я ведь рассчитывала совсем по-другому. Он заболевает саркомой. Вроде и не очень долго, и есть возможность подготовиться, посоветоваться с людьми, с гробовщиком… Каждый день доктора, священники, нотариусы… Особенно ярко я представляла, как ко мне подходит кюре и говорит: " Бог видит ваши страдания, дочь моя. Он воздаст вам. А пока — молитесь, молитесь". И показывает на нотариуса. А тот: " Сударыня, я поражен вашей стойкостью. Такая потеря… Он подписал, сударыня, подписал". А после уж доктор: " Ах, мадам, если бы все держались так достойно — в последние минуты, когда завещание уже скреплено по всей форме… Мужайтесь, замок ваш… То есть супруг ваш с миром отошел…"