— Вы не видели Его? — спрашивал Иосиф, уже начиная беспокоиться.
— Нет, дядя, — отвечали они, — со вчерашнего дня мы Его не видели.
— Вы не знаете, с кем Он может быть?
— Нет. Когда Он ходил по улицам города, Он был или с нами, или один.
С тревогой в сердце Иосиф вернулся к Мириам. Он был озабочен мыслью о том, как ему сказать о том, что нет Иисуса. Мириам была занята приготовлением еды. Она сидела на тюках, держа на коленях чашку с замешенным тестом. Едва Иосиф подошел ближе, как она резко подняла голову. По выражению глаз Мириам Иосиф догадался, что она поняла, с каким известием он пришел.
— Ты Его не нашел? — в ее голосе слышалась дрожь.
— Нет.
— Где Он, Иосиф? Где Он?
— Я не знаю. Никто Его не видел… Должно быть, Он остался в городе.
Мириам пошевелила губами, словно хотела что‑то сказать, но ничего не сказала. Ее щеки побледнели, дыхание участилось. Чашка выскользнула из рук и упала на землю — Мириам не нагнулась за ней. В оцепенении она спросила:
— Что делать?
— Вернемся, найдем Его.
Мириам вскочила.
— Пойдем!
— Ты хочешь идти сейчас? Сейчас? Скоро стемнеет…
— Разве мы можем оставить Его одного?
Иосиф не пытался ее остановить. Они спешно навьючили осла и, не притрагиваясь к еде, двинулись в обратный путь. Стемнело. На дороге никого не было. Они шли быстро. Мириам молча шла впереди. Иосиф следовал за нею, слыша ее учащенное дыхание. Он еще никогда ее не видел такой. Обычно он сам боялся, опасался, тревожился, беспокоился, воображал самые плохие последствия. Она же всегда оставалась спокойной и уверенной. Даже если она и боялась, то по ее виду этого нельзя было сказать.
Приближался третий час ночной стражи, когда на фоне еще черного неба они увидели искрящееся зарево горящих огней. Верх храма казался средоточием звезд, висевших над горизонтом. Чем ближе Иосиф и Мириам подходили к храму, тем больше огней они различали.
Они были измучены быстрой ходьбой. Передвигаясь почти бегом, они до крови сбили себе ноги о камни.
Городские ворота были закрыты. Им ничего не оставалось, как ждать рассвета. Они отыскали то место, где стояла их палатка, в надежде найти там Иисуса, но Его там не было. Они не стали ставить палатку, только развьючили осла и легли на землю, обернувшись покрывалами. Все это время они не разговаривали между собой. Мириам молчала, а Иосиф, обеспокоенный ее необычным поведением, не смел ее ни о чем спрашивать. Он лежал и слышал ее неровное дыхание, свидетельствовавшее о том, что она тоже не спит.
Со страхом, усиливавшимся каждое мгновение, Иосиф думал о том, что могло произойти. Иисус был всегда таким внимательным по отношению к матери. С младенческих лет Он старался не причинять ей ни малейшего огорчения. Нет, Иосиф не представлял себе, чтобы Иисус мог так заговориться с кем‑нибудь или засмотреться на что‑либо, что даже забыл о матери. Тем более, Он уже не ребенок, способный заблудиться. Так что же случилось?
Насколько же легко любое переживаемое им беспокойство будоражило его воображение! Что могло случиться? Раньше, бывало, похищали мальчиков и девочек, которых затем доставляли ко двору Ирода. Ходили слухи и о похищениях мальчиков перейскими разбойниками, которые затем продавали их на восточных рынках. Во время войн совершалось разное насилие, но с тех пор как римляне восстановили в стране мир, все чувствовали себя в безопасности. Двенадцатилетний мальчик не может пропасть, как будто он канул в воду. Где бы он ни оказался, люди укажут ему дорогу. Наконец, как можно заблудиться в городе, в котором из любого места виден храм?
А если это было следствием того давнего дела? Ирода давно не было в живых, а его сыновья лишились царских престолов. Мог ли еще кто‑то помнить о визите парфянских мудрецов? Об этом могли помнить только люди из Вифлеема… Да, они‑то точно не забыли. Кто‑нибудь из братьев Иосифа мог заметить их и следить за ними. Наверняка, они питали ненависть к нему, жаждали мести. Может быть, кто‑то из них побежал с донесением к римлянам? Парфяне были их врагами, контакты с ними могли расценить как измену. Впрочем, могло быть и по–другому: кто‑нибудь из тех безумцев, которые носились с идеей свержения римского господства, мог вообразить, что будет легче разжечь пламя народного восстания, если в их руках будет наследник рода Давида…