— Ты скажешь все, что знаешь?
— Сначала заплати.
Иосиф стал доставать из‑за пояса деньги. Когда они прятались в пещере, ожидая, пока заживет нога Мириам, он изготовил несколько ложек и других мелких предметов. Благодаря тому, что их удалось продать, у него было немного денег и не было нужды расплачиваться золотыми пластинками, что затрудняло сделку и привлекало лишнее внимание. Он протянул монету рыжему, но тот отошел назад.
— Если хочешь, чтобы я говорил, положи деньги на парапет, вон там, — сказал он, — а сам отойди.
Как только Иосиф отошел, тот прыгнул и, подобно кошке, бросающейся на мышь, схватил монету, после чего отбежал на достаточное расстояние, чтобы Иосиф не мог его схватить.
— Слушай, иудей, если тебе это так надо, — сказал он. — Солдаты, пришедшие в Вифлеем, искали какого‑то мальчика. Вероятно, это царский Сын, к которому приезжали послы от парфянского царя. Но солдаты не нашли мальчика — Его родители убежали вместе с Ним. Поэтому со злости они поубивали всех остальных. А тех, которые убежали, продолжают искать. Солдаты ездят по дорогам и выспрашивают о семье с маленьким ребенком. Обещают большую награду…
Когда рыжий бродяга произносил последние слова, его глаза странно заблестели. Заметив это, Иосиф ощутил страх. Он старался это скрыть, но говоривший, по–видимому, что‑то заподозрил, потому что добавил:
— Они найдут их, хотя бы те скрылись под землей…
Иосиф, стараясь придать голосу как можно более равнодушный тон, спросил:
— Это все, что ты слышал?
— А что ты еще хотел узнать?
По–прежнему стараясь казаться равнодушным, Иосиф пожал плечами. Он повернулся и вышел из галереи. Отойдя немного, Иосиф обернулся и заметил, что этот человек за ним наблюдает. Теперь уже он, в свою очередь, стал петлять среди лотков рынка. Прежде чем вернуться домой он долго ходил по улицам города, постоянно проверяя, нет ли поблизости рыжего бродяги. Хоть Иосиф его и не видел, но вернулся в дом Аттая с тревогой.
Он ощущал боль, страх, отчаяние. Его вновь терзало чувство вины. Конечно, братья повели себя недостойно. Но, все‑таки, это были его братья. К тому же их опасения подтвердились. Если бы он не приехал, это ужасающее несчастье не постигло бы целый род. Иосиф сидел, удрученный этими мыслями. Он не поделился ими с Мириам, не желая ее беспокоить. В нем бродили и другие неясные чувства. Он понимал, что его братья были гораздо более виноваты перед Мириам, чем перед ним. Но она не произнесла ни одного плохого слова о них, да еще и сдерживала его гнев. Он почти боялся снова услышать слова оправдания того, что произошло. А этого он не хотел слышать — именно от нее.
Но Мириам по его поведению и выражению лица догадалась, что произошло что‑то серьезное. Она ни о чем не спрашивала. Проявляя заботу о нем и стараясь каждым жестом выразить ему свою любовь, она терпеливо ждала. Она была такой всегда, с тех пор как он ее узнал: полной терпения и доброты. Когда он видел ее, он не мог ничего утаить. Он помнил о том, что когда‑то решил: именно она должна управлять их жизнью.
Иосиф позвал Мириам и тихим шепотом рассказал ей все, что узнал от рыжего человека. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— О, Адонай! — тихо воскликнула она. — Всех мальчиков?! Они, наверняка, приходили искать Его… — Мириам перевела взгляд на Иисуса, игравшего деревянным зверьком, которого сделал Ему Иосиф.
— Да. Они искали Его, — подтвердил Иосиф.
Ему показалось, что Мириам дрожит. Но она быстро овладела собой. Ее рука потянулась к сидящему на подстилке Младенцу, и ее пальцы стали ласково перебирать Его волосы.
— Нам надо бежать дальше, — сказала она.
— Надо, — согласился Иосиф. — Но, может быть, не сразу… Мне кажется, лучше остаться на некоторое время в доме Аттая. Не будут же они искать без конца!..
— Мы сделаем так, как ты решишь. Ох, как мне жаль тех матерей, тех отцов… — вздохнула она.
— Мои братья не зря боялись… — Иосиф не сумел сдержать горечи. — Он не защитил их… Они, конечно, были плохими… У меня была обида на них… Однако…
Иосиф почувствовал прикосновение ее пальцев к своей руке.
— Ты не должен себя винить, — сказала она.
— Но понимаешь ли ты, Мириам, что значит для отца смерть сына? — воскликнул Иосиф.
Она ответила не сразу, некоторое время помолчала. Вновь она смотрела на Сына, вертевшего в ладошках деревянную козочку. Иосиф заметил, как ее глаза затмила какая‑то пелена. Он пожалел о своих словах.
— Я несправедливо сказал, — шепнул он. — Ты, наверняка, это понимаешь…
— Это страшная боль, самая страшная… Я не раз думала об Аврааме и Сарре…