Когда Громов пришёл в себя, была глубокая ночь. В унылом свете фонаря метались причудливые тени. Тень. Чёрный человек. Вспомнил он, с трудом поднимаясь на ноги и сплёвывая кровавую тягучую слюну. Бредя домой по безлюдным улицам, Денис отчётливо понимал, что с Гордеем ему точно не справиться. Позвать на помощь Чёрного человека? Но он сказал, что тогда с глаз Иры упадёт морок… Она перестанет любить Громова? Тут он постарался задавить вопрос о том, а любовь ли это со стороны Иры?
Ну и что? Да и был ли выбор? Бросить универ? Не выход. Найти Громова во дворе Гордею с дружками не составит труда. Была не была! Сквозь розовый туман в подъезде Денис добрёл до своей двери, кое-как дополз до кровати и вновь мысленно призвал Тень. На этот раз Чёрный человек был совсем немногословен. Он лишь произнёс:
«Помни, я предупреждал про девушку!» и исчез, оставив парня, стонущего от боли.
Всю неделю Громов валялся дома, не отвечая на бесчисленные звонки Ирины, не подходя к двери. Потом узнал из сообщений Иры, что несколько человек в универе (он, конечно же, знал, кто именно) пытались снять впечатляющее видео. Кинули несколько килограммов сухого льда в бассейн и стали нырять. Вынырнули не все…
Мать, вернувшись из поездки, увидела Дениса, всплеснула руками и запричитала, как по покойнику. А на следующий день снова пришла Ира. Как назло, дверь ей открыла мать. Громов валялся в своей комнате, маясь в состоянии между сном и явью.
Из полумрака вынырнула изящная фигура Иры. Громов даже не сразу понял, что это не сон. Вскочил с кровати:
— Любимая! Ты пришла!
А она… Попятилась от Громова в сторону балкона. Денис выскочил вслед за ней, успев заметить её расширившиеся зрачки, в которых полыхал ужас:
— Не подходи! — взвизгнула она, шарахаясь от него в сторону и…
Она отпрыгнула от Дениса с такой силой, что не удержала равновесие и всем телом рухнула на пол, ударившись виском о перила. Громов кинулся к ней, подхватив тело, в котором уже не было жизни.
— Только не она! — взвыл Денис, — верни её! За что?! Не надо! Прошу, верни!
Он продолжал нести всякую околесицу, пока не появилась мать и не вызвала полицию.
…Сколько прошло времени? Неделя, месяц? Громов вставал по утрам и смотрел в зеркало на ненавидимое отражение. Постепенно оно менялось. Под глазами залегли густые синяки, глаза горели каким-то бешеным огнём. Волосы почти вылезли. Теперь из зеркала на меня смотрел такой редкостный урод, что прежний сопля казался красавцем. А во сне он каждый день видел последние секунды жизни Иры, как она падает, ударяется о холодный металл и падает в его объятия уже мёртвая. Это был его, Громова, персональный ад. Он рыдал, просыпаясь, проклинал Чёрного человека и всех людей на Земле. За их бесконечную жестокость. За то, что не могут вынести вида счастливого человека, непохожего на них.
А потом Денис вдруг стал замечать краем глаза, что вокруг него пляшут тени. Сначала он решил, что показалось, но с каждым днём тени сзади становились гуще и как будто росли, обретали объём. Громову стало жутко. Он не мог никуда скрыться от тёмной массы, которая безмолвно колыхалась за моей спиной, с каждым днём занимая всё больше пространства. Универ он забросил. Из квартиры вообще перестал выходить, потому что в подъезде его всегда поджидали тени, здесь они как будто почуяв раздолье, раздувались, разрастались, заполняя почти всю лестничную клетку.
В один из дней Громов не выдержал, закрыл глаза и стал призывать Чёрного человека. Он не мог понять, появился он или нет, потому что на него волнами набегала тьма.
— Что тебе? — глухой голос, раздавшийся в его голове, был неприветлив.
— Помоги… Я не знаю, что происходит. Помоги! — шептал Денис, отчаянно зажмурив глаза.
— А что происходит? — после паузы переспросил Чёрный человек, — просто я расту. Ты хорошо кормишь меня.
Тебе был дан невероятный дар: ты мог бы созидать, спасать души, лечить людей от страшных болезней. Но ты всегда думал только о себе. Упивался жалостью к себе и растил внутри ненависть. Тогда и материализовался я — тёмная сторона твоей души. Ты щедро кормил меня человеческими жизнями, я рос и креп. Ни единого человека на этой земле ты не любил: ни мать, ни Ирину.
— Неправда! Я любил Иру! — прошептал Громов.
— Да ну?! — насмешливо поинтересовался голос, — а по-моему, ты просто балдел от своей крутости, имея рядом такую девушку. Да и неважно теперь. Ты лучше вспомни, из-за кого она погибла. Из-за кого все эти годы ты страдал? Люди. Мерзкие людишки, лицемерию и подлости которых нет предела!