На следующей фотографии они снова были вместе – на этот раз в купальных костюмах. Они стояли взявшись за руки на многолюдном песчаном пляже, их лица светились счастьем и радостью. Васин несколько секунд любовался фигурой женщины, затем переключился на созерцание окрестностей пляжа. Вероятно, это тоже снимали где-то за границей – все было подозрительно чистенькое, яркое, праздничное, по волнам носились водные мотоциклы и катера, над ними – снова вертолеты и аэростаты. Какая-то солнечная курортная страна, такая далекая, что напоминала другой мир...
В углу Васин заметил небольшую продавленность, как будто кто-то писал, сильно нажимая на карандаш. Он осторожно извлек фотографию из прозрачной обложки и перевернул. Действительно, он увидел подпись. Две короткие строчки, выведенные синей ручкой: «Родику на память. Ялта, август, 2198 г.»
Васин замер, тупо уставившись на эти бесхитростные слова. «Что за шутки?» – подумал он и вновь повернул фото лицевой стороной. Он долго и внимательно изучал изображение, однако ничего подозрительного не заметил. Сам Васин никогда не был в Ялте, поэтому сравнивать ему было не с чем.
Следующая страница была пуста. В альбоме оказалось всего три снимка. Васин вернулся к первому – тому, на котором женщина была одна на фоне заграничного города. Одного внимательного взгляда хватило, чтобы понять – черта с два это была заграница! Потому что среди огромных зданий Васин без труда рассмотрел золотые купола храма Христа Спасителя, одну из московских высоток, кажется, на Смоленской, узнал и знакомый изгиб Москвы-реки, и даже стадион «Лужники», хотя тот сильно изменился – его накрыли раздвижным стеклянным куполом.
Без сомненья это была Москва, женщина стояла на Ленинских горах, у перил, откуда туристы так любят разглядывать виды столицы, взяв бинокль здесь же на прокат по сходной цене.
Это была Москва, но... другая. Васин почувствовал, как закружилась голова. Фотография, конечно, могла быть компьютерным монтажом, подделкой, но... Он не имел права так думать, потому что было таинственное оружие, которым убили Малютина, и нелепый рассказ Тюленева, мало походивший на бред спившегося бродяги. Всем этим странным фактам можно было бы подыскать простое, реальное объяснение, если бы они не сошлись в одной точке. Более того, в одном уголовном деле. Теперь невозможно списать их на выдумки и совпадения.
Васин еще раз взглянул на второй снимок – в интерьере коттеджа и машины. Может, это тоже окажется не заграница, а какая-нибудь Балашиха или Переделкино?
Он почти угадал. На капоте автомобиля он увидел знакомый значок – стилизованное изображение древней ладьи. Эта сверхсовременная машина, это чудо инженерной и дизайнерской мысли, в котором было больше стекла, чем металла, оказалась... обыкновенными «Жигулями»! Нет, не обыкновенными, но все же... Чему удивляться, если фотография подписана 2198 годом?
Васин встал, подошел к окну. Небо над городом потемнело, где-то на окраинах, наверно, уже шел дождь. Краски мира померкли в ожидании дождя. Вместе с ними меркли все прежние заветные тайны осени. Теперь отсчет велся уже в другом измерении. Васин столкнулся с великой, настоящей Тайной. Все прочее – пустяк, шелуха, которую носит ветер.
Ему вдруг захотелось стать маленьким клерком в какой-нибудь малозначительной конторе, где все предсказуемо, все известно наперед и ничего не случается. Захотелось подать рапорт об увольнении из милиции, или хотя бы отстранении от этого дела. Его подсознание протестовало, оно не желало иметь ничего общего с великой Тайной. Для обыкновенного неподготовленного человека Тайна была равносильна оголенному высоковольтному проводу – безопасному издалека, но таящему в себе страшную разрушительную силу.
2198 год... Может, эта красивая дама на фотографии – не мать Софьи, а... внучка! Правнучка! Праправнучка!
Нужно уйти от этого, скорее, пока разум не взорвался от чудовищной нагрузки, нужно уснуть летаргическим сном, забыть, выбросить из себя...
В замке заскрежетал ключ – кто-то пытался войти в кабинет. Васин быстро вернулся за стол и спрятал альбом в карман куртки.
В дверях показался Сливко.
– Ты чего закрылся? Никиты нет? Я принес ему журнал, он не верит что у нашего «ПП-93» скорострельность не хуже, чем у израильского «УЗИ».
Это было невыносимо. Васин понял, что не сможет сегодня разговаривать с людьми, писать бумажки, звонить, выполнять поручения. Нужно пойти домой и уснуть. Нет, уснуть не получится. Значит, нужно выпить, а потом уже спать. Если не получится – снова выпить. И еще – это очень важно – нельзя оставаться одному.
Он вышел в коридор, толкнул дверь начальника.
– Михалыч, мне что-то нездоровится. Пойду домой, подлечусь.
Тот удивленно поднял брови.
– Что с тобой?
– Не знаю... – пробормотал Васин. – Голова что-то... И вообще.
– Завтра придешь?
– Приду. Может, чуть опоздаю.
Васин сбежал по лестнице, уклоняясь от разговоров со знакомыми, и вышел из здания. В лицо ударил холодный мокрый ветер. Осень все теснее обступала город.
Собственные ноги показались тяжелыми и трухлявыми, идти было неприятно. Васин доплелся до троллейбусной остановки, тяжело опустился на скамейку.
«Ерунда, – успокаивал он себя. – Все это полная чепуха. Сегодня напьюсь и лягу спать. А завтра взгляну на мир другими глазами, разберусь, и наверняка все окажется полной чепухой. Так не бывает. Просто не может быть».
Подошел троллейбус, к счастью, полупустой. Васин сел у окна и уставился на улицу, где прохожие боролись с ветром, который так и норовил вырвать или, на худой конец, поломать их зонтики.
Напротив сели две пожилые женщины. Одна – с большим букетом пышных хризантем и корзинкой – похоже, возвращалась с дачи. Другая была одета и причесана по-городскому. Она, прежде чем сесть, задвинула окошко, в которое летела водяная пыль с улицы. Васин смотрел на них и чувствовал, что теперь между ним и другими людьми невидимой, но прочной стеной встала Тайна. Он уже не принадлежал этому миру. Может, это был минутный порыв. Никто не подозревал, какую кошмарную Тайну везет он в кармане, в дешевом фотоальбоме. Страшную Тайну. Человеку опасно быть с ней рядом.
По букету расползлись большие черные муравьи. Один упал на юбку женщины-горожанки. Та поймала его в щепотку, отодвинула стекло и выбросила на улицу.
Господи, какая нелепость! Стоило ли беспокоиться из-за ничтожного насекомого, когда рядом – самая страшная Тайна человечества?
Васин ощутил прикосновение к плечу.
– Билет брать будете? – спросил его пожилой кондуктор.
Ему захотелось достать альбом и крикнуть: вот мой билет! Билет туда, где никто из вас не был и никогда не будет. Посмотрите на него, потрогайте, запомните, и больше не приставайте ко мне никогда...
Но он не стал этого делать. Он просто показал удостоверение, и кондуктор прошел мимо.
Дома Васин спрятал альбом под матрас, переоделся, умылся и пошел к своему соседу по коммуналке – старому тихому алкоголику. Они выпили на двоих бутылку водки, потом Васин сбегал за второй. Он пил, наспех заедая водку растаявшим салом, и говорил, говорил...
Он рассказывал про армию, про соликамскую тайгу, колючую проволоку вокруг заснеженных зон, обледеневшую вышку, на которой провел без малого два года. Он вспоминал Осетию, бэтээры на улицах Владикавказа, пылающие одноэтажки в жилых кварталах, запах масла и железа – запах войны. Он клеймил свою бывшую жену, о которой до сих пор тоскует и которая бросила его потому, что устала каждый вечер слышать по телефону «солнышко, я сегодня чуть задержусь». Это «чуть» затягивалось иногда на полночи, и он неделями не видел сына, потому что тот спал, когда он приходи,л и еще не просыпался, когда уходил...