– Вот так всегда: война, политика, работа… опять война – а жизнь проходит мимо. Можно даже сказать, уже прошла.
– Что значит – проходит, уважаемый? Что значит – прошла? Вслед за молодостью у мужчины, как известно, наступает зрелость. А старость… Вряд ли нам с вами наши многочисленные враги предоставят возможность узнать, что же это за штука – старость.
Ахмед Закатов улыбнулся – очень скупо, одними губами.
– Враги, да… враги… Знаете, как один умный человек говорил? Он говорил: Господи, спаси меня от друзей – а с врагами я как-нибудь сам справлюсь!
– Золотые слова… – покачал головой собеседник.
И тот и другой могли привести массу примеров того, как причудливо трансформируются под горным кавказским солнцем привычные, казалось бы, понятия: друг, враг, измена, выгода…
Например, оба едва ли не из первых уст знали историю о том, как наряд одного из ОМОНов задержал в зоне боевых действий двух подозрительных бородачей без документов. Сговориться удалось «по-божески»: всего за тысячу долларов и пять миллионов российских рублей по тогдашнему курсу боевики отправились восвояси. Но то ли жадность их обуяла, то ли просто стало – слю-шай! – обидно… Словом, дети гор пришли к родственникам в республиканскую прокуратуру, созданную из Москвы, но укомплектованную местными кадрами. Там у них с радостью приняли заявление, все показательно оформили, выписали постановления на задержание омоновцев… и отправили гонца к подполковнику, командиру сводного отряда. Отправили не с лихим конвоем военной комендатуры, а с выгодным коммерческим предложением – выкупить дурно пахнущие документы всего за пятнадцать миллионов!
И подполковник заплатил. Не сам, конечно – что-то вернули «виновники торжества», что-то пришлось взять из казенных, выделенных на скудное милицейское пропитание сумм… А как прикажете поступить? Мог получиться показательный процесс, а тут столичная комиссия, пресса…
Карьера дороже!
А прибыль местные товарищи между собой поделили по-честному – долю пострадавшим боевикам, долю в местную прокуратуру… Еще и в наваре остались.
Играть словами, впрочем, можно было еще очень долго – следовало переходить к делу.
– Послушайте тогда еще одну умную мысль. Вот ваш писатель Тургенев еще сто пятьдесят лет назад сказал: русский за границей – если не шпион, то дурак! На дурака ты вроде не похож…
– А я не русский, – мгновенно отреагировал собеседник. – Я по паспорту украинец…
– Смешно, – оценил его ответ Закатов. – Так чего же вам все-таки надо?
– Мне нужны деньги.
– Попросите у вашего… друга.
– Мне нужно много денег.
– Попросите у ваших английских друзей.
– Вряд ли они заплатят мне столько, сколько я хочу. Нет, конечно, англичане заинтересуются, однако… однако я почему-то посчитал более правильным и разумным обратиться в первую очередь именно к вам – и к вашим… хозяевам, уважаемый господин Закатов.
Собачка была какой-то неопределенной породы – во всяком случае, Стивен Ремингтон затруднился бы сказать что-то конкретное о ее родителях. Немного от спаниеля, немного от лохматого карманного шпица… Хвост колечком и длинная, с подпалинами черная шерсть на боках.
Кинолог, парень в новеньком форменном комбинезоне, отдал команду и щелкнул карабином поводка. Чувствовалось, что волнуются оба – и он, и его четвероногая подопечная.
– Легендарная сука! – прокомментировал над ухом мистера Ремингтона чей-то голос по-английски, но с отчетливым местным акцентом.
Собака тем временем двинулась в указанном направлении.
На большой деревянной скамье с поломанной спинкой расположилась компания откровенно асоциальной ориентации – какие-то волосатики неопределенного пола и возраста, парни в коже с заклепками, татуированные девицы. В общей сложности – человек десять. И вели они себя соответственно принятым в этой среде представлениям о свободе: сладковатый дымок, дешевое пойло в бутылках, пластиковые стаканы и закуска не первой свежести…
Трава вокруг них была до неприличия изгажена плевками и окурками.
Пока собака преодолевала расстояние до скамейки, рядом с компанией уже остановился полицейский «форд». Еще один патрульный наряд, пеший, перекрыл потенциальным правонарушителям пути возможного бегства.
С места, где стоял Ремингтон, расслышать содержание разговора представителей власти с молодежью оказалось практически невозможно. Но и без того суть диалога сомнения не вызывала: полицейские требовали документы, а в ответ наталкивались на искреннее возмущение граждан, уже начавших привыкать к демократическим свободам.