– Значит, радиоактивный изотоп полония-210 – идеальная начинка для грязной бомбы?
Сначала сотруднице Интерпола показалось, что мужчина в очках просто не расслышал ее вопроса.
Потом стало ясно, что он всего лишь обдумывает ответ:
– А почему вы так зациклились именно на радиации? Насколько я знаю, значительно проще и дешевле использовать для грязной бомбы какие-нибудь вирусы или химические отравляющие вещества – к примеру, зарин…
– Зарин?
– Такой газ, который в девяносто пятом применила в токийском метро группа сектантов «Аум Синрике». В результате, помнится, погибли двенадцать человек и еще несколько тысяч отравилось…
Женщина вздохнула:
– У нас есть основания полагать, что террористы используют именно полоний.
– Где это должно произойти?
– Предположительно в Лондоне.
– Почему-то я именно так и подумал, – покачал головой мужчина. – Но тогда, милая Джина, в вашем распоряжении не так уж много времени.
– Простите? – переспросила собеседница.
– У полония-210 есть один недостаток, жестко ограничивающий срок службы радиоизотопных источников, в которых он используется. Это относительно малый период его полураспада – всего сто тридцать восемь или, по некоторым источникам, сто тридцать девять дней…
– Что это значит?
Прежде чем мужчина ответил, часы на башне университета отбили очередную четверть часа…
Как не бывает правил без исключений, а людей без недостатков, так не встречается в природе и абсолютно целых заборов: обязательно рано или поздно образуется лаз, проем или узкая щель, незаметная и неизвестная широким туристическим массам.
Такие уж они, эти заборы, – надо только хорошенько постараться, и ты уже внутри.
Или снаружи – в зависимости от задачи.
Русоволосый джентльмен, с широким славянским лицом и с глазами, цвет которых невозможно было определить из-за темных солнцезащитных очков, бродил по району лондонских доков уже больше часа и успел по-настоящему проголодаться.
Некоторые доки до сих пор пахнут пряностями и табаком…
И это тем более удивительно, что в помещениях торговых складов, откуда еще в прошлом веке вывезли последние колониальные товары, давным-давно уже обосновались многоквартирные жилые комплексы для среднего класса, художественные галереи, рестораны и пабы.
На туриста мужчина был не похож. Скорее деловая и уверенная походка человека, знающего, куда и зачем он идет, придавала ему вид какого-нибудь служащего средней руки, возвращающегося домой после трудного дня, проведенного за компьютером в Сити.
Звали русоволосого джентльмена Алексей Литовченко, и в кармане у него лежал новенький британский паспорт на эту фамилию…
– Извините.
– О, прошу прощения, сэр!
Разминувшись в проходе с каким-то упитанным дядечкой, выводящим на прогулку домашнего любимца – такого же, как он, упитанного боксера тигровой масти, – Литовченко нырнул в подворотню и, оставив позади скучную улицу Уоппинг-Уолл, оказался прямо на берегу реки.
Через несколько минут он уже делал заказ официанту, сидя за столиком паба со странным для русского слуха названием The Prospect of Whitby:
– Фиш энд чипс, будьте любезны…
– Разумеется, сэр. Какое пиво вы предпочитаете?
– «Бест», – назвал Литовченко первый попавшийся сорт, указанный в меню.
– Одну пинту? – уточнил официант, сразу и безошибочно определив в нем иностранца.
– Да.
Публики в заведении было немного: неизменный в любой точке мира японец с видеокамерой и путеводителем, семья с детьми – тоже, очевидно, туристы, откуда-то из Скандинавии, две или три компании молодых людей и девушек, занявшие места задолго до появления в пабе Литовченко.
Очевидно, опасности из них никто не представлял.
– Ваше пиво, сэр.
– Благодарю.
Наверное, это и в самом деле оказался лучший на Темзе пункт наблюдения за неторопливой, медлительной жизнью реки – и за ее противоположным берегом. Из-за прохладной погоды все окна заведения держались закрытыми, но даже сквозь них можно было прекрасно видеть поднимающиеся по течению баржи и прогулочные теплоходы, верфи, давным-давно переоборудованные газовые хранилища викторианских времен, многоэтажные жилые корпуса с рядами окон, удивительно напоминающими орудийные порты парусных линейных кораблей.
Прямо напротив виднелась высотка, которую лондонцы называют Кэнери-Ворф. С некоторых пор стало модным сообщать всем, кто видит ее впервые, что эта впечатляющих размеров башня построена тем же архитектором, что и Всемирный торговый центр в Нью-Йорке.