Однако начальник охраны, скорее из упрямства, чем из-за убежденности в собственной правоте, никак не хотел признавать подозрения Олигарха обоснованными:
– А может, как раз для языковой практики?
– Слушайте, не надо стараться выглядеть глупее, чем есть… Потому что даже человеку с вашим славным чекистским прошлым вовсе не обязательно быть идиотом! – Время Олигарха стоило слишком дорого, чтобы он тратил его на пустые препирательства с подчиненными. – Почему не доложили сразу?
– Виноват. Не придал значения.
Олигарх покачал головой, опять взял листок с распечатанной на компьютере сводкой и впился в него глазами – так опытный игрок изучает запись отложенной шахматной партии.
– Значит, внутрь за ним не ходили?
– Нет, встретили потом, на выходе из театра.
– Очень жаль.
– Зачем? У нас же информации никакой не было – так, обычное профилактическое наблюдение…
– Ну, понятное дело, – кивнул Олигарх. Потом перевернул листок. – У него телефон дома есть?
– Да, конечно. Там, в самом начале, указаны номера…
– И мобильный телефон?
– Да, и мобильный.
– Тогда, голубчик, подумайте и ответьте мне – но только так, чтобы я поверил и понял: кому и, главное, зачем он звонил из уличного автомата?
– Не могу знать.
– А деньги от меня получать можете? Рука не отваливается?
На эти вопросы ответа не требовалось, и у начальника охраны хватило ума промолчать.
– Кто из нас двадцать лет прослужил в КГБ?
– Виноват…
– Ну, за это-то как раз можете не извиняться. – Олигарх усмехнулся собственной шутке, но потом опять сурово сдвинул брови – густые, как у большинства лысеющих мужчин. – Дармоеды! Державу великую проморгали – так теперь и мою безопасность не умеете охранять?
– Прикажете принять к объекту соответствующие меры?
Начальник охраны знал, что Олигарх терпеть не может таких вот, заданных прямо вопросов, и получил именно тот ответ, которого ожидал:
– Нет. Я даже не понимаю, что вы имеете в виду…
Олигарх еще раз, наискосок, пробежался глазами по распечатке:
– Пригласите его ко мне.
– На какое время?
– На половину первого. Только без глупостей, понятно? И – никакой самодеятельности!
– Но, если у нас появились основания подозревать, что…
– Кажется, голубчик, у вас проблемы не только с мозгами, но и со слухом – нет? Я сказал: не надо! Ничего не надо предпринимать… Знаете ведь, кто в любом деле опаснее дурака? Дурак с инициативой!
– Разрешите идти?
– Вы еще мне тут шпорами звякните! Тоже, нашелся – настоящий полковник… – Олигарх отпер ящик старинного, английской работы, письменного стола и убрал в него сводку наружного наблюдения.
– Все ступайте. Не задерживаю…
С точки зрения тех, кто знал его не понаслышке, Олигарх был изрядная сволочь, большой умница – и при этом далеко не трус.
Он никогда не изменял своим принципам. Он просто-напросто менял свои принципы в зависимости от изменения финансовой или политической конъюнктуры.
Олигарха по праву считали самой загадочной фигурой периода нового смутного времени русской истории – чем-то вроде серого кардинала, тайного финансиста и одновременно злобного демона при дворе первого российского президента Бориса Ельцина. К тому же Олигарх для чего-то считал себя православным и свое отношение к природе мироздания сформулировал несколько лет назад в интервью одной русской оппозиционной газете:
– Господь постарался, чтобы все мы были абсолютно различными… Смысл, который Господь вложил в эту идею, состоит в том, что мы имеем право на ошибку. Мы можем ошибаться, а другие должны распознать эту ошибку и больше этим путем не идти. Среда, в которой мы обитаем, – воздух, вода, информационная среда, люди, что нас окружают, – все это меняется и в огромной степени непредсказуемо. Поэтому Господь сотворил нас так, чтобы мы могли приспосабливаться к этим изменениям…
Родился и вырос Олигарх в классической советской семье среднего достатка и, даже с учетом пресловутого пятого пункта, в систему вписался практически без проблем: школа, институт, второе высшее образование в университете, аспирантура, диссертация…
В конце восьмидесятых, когда все вокруг, что казалось незыблемым и постоянным, вдруг начало осыпаться, обваливаться и оседать, Олигарх, заведовавший тогда научно-исследовательской лабораторией, почувствовал необратимость и нелучайность наступающих перемен.
Он вообще был человеком, очень чувствительным к изменениям внешней среды. И всегда пытался предугадать дальнейшее развитие событий.