– Да? А за некоторых это делают другие люди!
– Или обстоятельства, – согласился Виноградов.
– Осуждаешь?
– По какому праву? Нет, не осуждаю… Но и в ладоши хлопать тоже не стану.
– Почему?
– Я и в детстве не очень-то верил в добрых разбойников. Так не бывает! Или-или… – Владимир вытер губы салфеткой. – Очень вкусно, спасибо.
Кажется, опьянение так и не наступило – вместо него томило душу ни разу еще не обманувшее предчувствие надвигающейся опасности. Причем страха не было… За последние годы вокруг Виноградова погибло столько друзей и недругов, что собственная смерть уже воспринималась им не как пугающая абстракция – а в качестве вполне естественного и неизбежного завершения земного пути.
В конце концов, для того, чтобы считать себя мужчиной, вовсе не достаточно только ходить в туалет с соответствующей буковкой на двери.
Есть другие критерии…
– Помнишь историю с выкупом телевизионных журналистов?
– Конечно, – кивнул Виноградов.
Громкая была история. И достаточно грязная – как, впрочем, и многое из того, что происходило тогда на Северном Кавказе…
– Официально, кстати, до сих пор считается, – напомнил Виноградов собеседнику на всякий случай, – что никто тогда никому ничего не платил.
– Ну конечно! Миротворческие усилия, конструктивный переговорный процесс федеральных властей с незаконными вооруженными формированиями… – Литовченко отложил нож и вилку. – Но мы-то с тобой знаем, как все происходило на самом деле?
– Я, кстати, уже потом догадался, чьи это были деньги.
– Да, Олигарх потом часто использовал эту историю в прессе… – усмехнулся Литовченко. – Понимаешь, я ведь такой был правильный офицер, когда пришел к нему в команду! А тогда, помогая тебе, стал едва ли не тайным пособником договоренностей с террористами…
– Что ты хочешь от меня услышать? Что цель оправдывает средства? Так ведь не всякая цель – и не всякие средства. – Даже на сытый желудок Виноградов не слишком любил разговоры подобного рода.
– Не очень оригинально, да? Проблема выбора – или закон, или справедливость… – Литовченко в очередной раз обернулся к бару. – Я тебе все-таки тоже возьму. Не хочешь – не пей, но пусть стоит!
Вернувшись за столик, он продолжил:
– Тут ведь вот еще какое дело – понравилось мне, если честно…
– Что понравилось? – не сразу понял Виноградов.
– Понравилось, что козлы из больших московских кабинетов, вроде нашего Генерала, остались дерьмо хлебать… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все эти бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни?
– И тогда ты решил сделать ставку на Олигарха?
В голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки. И сидящий напротив человек это сразу почувствовал:
– Ну, да, в общем… можно и так сказать. Будешь?
– Ладно, давай. – Владимир Александрович поднял рюмку. – Как теперь говорится, четвертый тост: чтобы за нас никогда не пили третий!
– Здорово сказано! Я не слышал…
На этот раз чокнулись. Виноградов опрокинул в рот теплую водку и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом спросил:
– Чем ты здесь теперь занимаешься?
– С тобой пьянствую.
Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ – Алексей Литовченко отставил рюмку и, придвинувшись близко-близко, спросил:
– Ты счастлив, Володя? Только честно?
– В каком смысле?
– У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?
– Ты еще про зарплату спроси… и про машину с дачей! – Виноградов даже не сообразил, как следует реагировать.
– Хорошо. Считай, что спросил.
Владимир Александрович почему-то не обиделся:
– Ну, мне вообще-то уже сорок пять… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.
– Это не ново, – отодвинулся Литовченко. – Нечто подобное я уже много раз слышал или читал…
– Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их, как хотели – и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.
– Не злись, Володя. Я понял. Знаешь, поколение наше – это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был – ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.
– Сейчас другое время. Нет?
– Ерунда! – Литовченко махнул рукой и едва не задел что-то на столе. – Все на самом деле осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы – отличия только в деталях.