– Это ты, пожалуй, загнул! – Беседа уходила куда-то в область высоких материй.
– Система слаба, – неожиданно твердо и трезво отчеканил Литовченко. – Любая система слаба и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.
– И ты именно этим теперь занимаешься…
– Нет. Я просто-напросто обеспечиваю себе достойную старость.
Один сибиряк написал про волков, что – да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком – странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.
А вот собаки – собаки намного опаснее! Не те цепные псы, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи – то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе…
Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.
Однако случается, что собака-отступник выживает в волчьей стае – если только клыки ее остры, а когти не знают пощады. И тогда рано или поздно такой пес становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы, – эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.
Собаки понимают, чего следует по-настоящему опасаться, – и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.
– Заказать еще чего-нибудь? Кофе, чай?
– Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? – Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник.
– Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я.
– А кто говорит, что лучше?
– Не в том дело! Лучше, хуже… Просто – такой же.
Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.
– Так что, давай о деле? Если хочешь, конечно.
– Не хочу… но – надо! – густо выдохнул собеседник Владимира Александровича.
Все-таки пили не минеральную воду…
– Скажи, Володя, как по-твоему: тридцать миллионов американских долларов – это много?
– Много, – честно признал Виноградов.
Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении подобная сумма при любом раскладе относилась ко второй категории.
– Верно! – Литовченко мечтательно прикрыл глаза. – К примеру, миллион долларов США без труда помещается в дипломат обычных размеров.
– Смотря какими купюрами, – со знанием дела уточнил Виноградов, припоминая историю с похищенной на Кавказе съемочной группой.
– Правильно. Какими купюрами? Разумеется, только сотенными – и самого что ни на есть нового образца. Аккуратные такие банковские упаковки…
– Прямо как в кино! – Виноградов всегда довольно спокойно относился к чужому богатству, зная по опыту, что большие деньги – это всегда большие проблемы.
– Тяжело, правда, будет, – пожаловался Литовченко. – Бумага – она всегда очень тяжелая…
– Алексей, это все очень интересно звучит… – Владимир Александрович не демонстративно, но так, чтобы видел его собеседник, покосился на циферблат своих часов. – Только сразу хочу предупредить: я с детства не любил физический труд.
– Даже хорошо – очень хорошо! – оплачиваемый?
– В наше время физическим трудом неплохо зарабатывают только валютные проститутки. Да и то не все… улавливаешь намек?
Собеседник отставил кофейную чашку:
– Ладно! Выслушать можешь?
– Могу. Для этого, собственно, и приехал. Но ты уверен, что надо? Я – человек слабый, семейный, немолодой. И свои-то секреты хранить не умею – а что уж тут говорить про чужие! Особенно если меня начнут по-серьезному спрашивать. Уверен?
– На то и рассчитано…
Ответ Литовченко прозвучал несколько двусмысленно и слишком уж многообещающе.
– Излагай, – пожал плечами Виноградов.
Больше ему ничего не оставалось. Можно было, конечно, встать и уйти – но этим уже ничего не изменишь. Как-то, перечитывая детективную повесть, написанную офицером питерского ОМОНа, Владимир Александрович заметил: многоточие в конце фразы таит в себе куда больше неприятных неожиданностей, чем все другие знаки препинания.
– У вас в России вроде опять скоро какие-то выборы?
– Не знаю. Я не очень слежу за газетами.
– Ну и правильно… Генерал не рассказал, о чем у нас пойдет речь?
– Нет.
– Совсем ничего не рассказывал? Даже в общих чертах?