– Как это – потеряли?
– Не важно, – отмахнулся Литовченко. – Может, еще по одной? По последней?
Зачастую по тому, о чем врет или просто умалчивает собеседник, намного проще докопаться до реального положения вещей. Поэтому Виноградов только пожал плечами:
– Закусывать нечем.
– Мы чаю закажем, чтобы запивать. – Литовченко в очередной раз обернулся к официанту: – Иди сюда, мистер!
Водку подали в рюмках, а чай официант разлил по чашкам: сначала немного холодного молока, а потом уже – душистую и крепкую индийскую заварку. Лимон и сахар были принесены отдельно, и добавлять их следовало по вкусу.
– Ерунда какая-то, – нахмурился Владимир Александрович. – Чтобы при нашей бюрократии в архивах советской разведки потерялись документы подобного рода…
– Во-первых, материалы по проекту «Полоний» никогда не сдавались в архив КГБ. Дела подобной категории хранили в особом порядке непосредственно в Политбюро. А во-вторых… – Литовченко привычно поднял рюмку. – Во-вторых, давай пока лучше не будем об этом?
– Ладно. Если все, что рассказано, правда – от кого ты-то мог об этом узнать?
– Не важно. Пусть это будет моей маленькой тайной. Теперь за что? За прекрасных дам?
– Давай за наших женщин…
Выпили. После спиртного даже чай с молоком, по-английски, показался Виноградову на вкус не таким уж и противным.
– У тебя есть какие-то доказательства?
– Ну хотя бы то, что мы с тобой сейчас здесь сидим – и водку трескаем.
Это был серьезный аргумент. Сам Виноградов к рассказу беглого контрразведчика мог относиться как угодно – но то, что сам Генерал без промедления воспринял озвученное Литовченко в телефонном разговоре сочетание слов «Полоний» и «Лондон» как прямую и непосредственную угрозу государственной безопасности, уже само по себе говорило о многом.
– Что ты предлагаешь?
– Я могу назвать точный адрес в Лондоне, где запрятана бомба. А также нынешнюю фамилию и имя советского агента, который за ней присматривает…
– И чего ты хочешь?
Вполне можно было предположить, что Алексей Литовченко попросит взамен своей информации, к примеру, прекращение всех возбужденных в отношении него российской прокуратурой уголовных дел, помилование, разрешение вернуться на Родину – и еще что-нибудь подобное, в романтическом духе.
Однако все оказалось вполне современно и просто:
– Денег, разумеется.
– Сколько?
– Я же сказал: тридцать миллионов долларов. – Очевидно, Литовченко давно уже подготовил себя к произнесению именно этой суммы. – Миллион – тебе.
– Миллион долларов? – Поднял брови Владимир.
– Можно будет перевести их в евро или в рубли, если хочешь…
– Интересное предложение.
– Только не надо изображать оскорбленную девственность, ладно? Помнишь, как нас учили на лекциях по политэкономии: любой труд должен быть оплачен! А Контора вряд ли выплатит тебе за спасение человечества что-нибудь еще, кроме командировочных и премии в размере месячного должностного оклада.
– Это вряд ли, – вынужден был признать Виноградов.
– Ты еще вот что учти: мне самому эта информация досталась вовсе не бесплатно. Так что пусть твои московские начальники не жадничают. На карту, можно сказать, честь России поставлена, репутация, международный престиж… а такие вещи во все времена очень дорого стоили.
Владимир Александрович почесал подбородок.
– Хорошо. Я конечно же все передам. Мое дело маленькое…
Он сделал паузу и взглянул прямо в глаза собеседнику:
– А если они не согласятся иметь с тобой дело?
– Найдутся и другие покупатели. – Ответ на этот вопрос явно был заготовлен Алексеем заранее.
– Кто, например?
– Подумай сам, кому может понадобиться маленькая, но недорогая подержанная радиоактивная бомба в хорошем состоянии… – Литовченко опустил взгляд на деревянную поверхность стола, усыпанную желтоватыми хлебными крошками. – Или, скажем, придется отдать информацию англичанам.
Виноградов задумался на мгновение, а потом покачал головой:
– Но ведь они тебе вряд ли заплатят?
– Да, – вздохнул с нескрываемым сожалением собеседник. – Это был бы не самый выгодный вариант с коммерческой точки зрения. Британский паспорт я уже получил, совсем недавно, так что придурки из министерства внутренних дел посчитают этот шаг просто актом патриотизма – вполне естественным, с их точки зрения.