— Успокойся, — говорит он. — Это твои песни. Ты легко исправляешь текст, который тебе передают от меня.
— Иногда, — сказал рокер. — Чтобы слова лучше накладывались на музыку.
— Я не в обиде, — говорит он. — Это нормально. Ты слишком увлекаешься кокаином. Я думаю, что проблема в этом.
— Нет, — сказал Х. — Я знал, что ты придёшь ко мне с этим разговором. У меня было время подумать. Я говорю — нет.
— Жаль, — сказал он. — Я надеялся, что мы в одной команде.
— Нет, — повторил Х. — Команда это басни для дурачков. Ты работал за достойное вознаграждение и удовольствия ради, потому что обман является составной частью твоей натуры. Ты без этого не можешь. Не уверен, понимаешь ли ты это, но твоё место всегда за ширмой. Так что желание получить долю в нефтяном месторождении, которое, я надеюсь, завтра будет приобретено, есть желание для тебя противоестественное, авантюристы и не ждут стульчика в раю. Или ты устал?
— Вы не боитесь получить в моём лице противника? — сказал он.
— Нет, не боюсь, — сказал Х. — Если бы ты мог быть моим противником, ты был бы на моём месте.
— Как хорошо, что ты ушёл из банка, — сказала Юлька. — Пора выбираться из этой трясины. Ты стал уже почти таким же как Х — людей не видишь, одни лишь элементы таблицы Менделеева.
— Всё наладится, — сказал он. — Пора начинать новую жизнь.
— Давай уедем, — сказала Юлька. — Куда-нибудь к чёрту на рога. Будем жить без телевизора, ничего не знать, не слышать, не видеть.
— А что делать? — спросил он.
— Гулять по берегу океана, дышать морским воздухом, читать книги, смотреть на закат, — сказала Юлька. — Мы найдём, чем заниматься.
— Месяц, полгода, — сказал он. — А что потом?
— Что-нибудь придумаем, — сказала Юлька. — Нельзя же всё время воровать и обманывать несчастных аборигенов.
«Нельзя, — подумал он. — Но если очень хочется, то можно».
Вечером заявился Леонид Борисович.
— Ты спятил?! — сказал он. — Жизнь только начинается.
— Не ожидал, что ко мне пришлют парламентёра, — сказал он.
— Да причём здесь парламентёры, — разозлился Леонид Борисович. — Мне будет трудно без тебя, почти невыносимо. Что за блажь с этой долей в пакете акций месторождения? Я не узнаю тебя.
— Я заслужил, — упрямо повторил он.
— Придумайте непробиваемый аргумент, чтобы расстаться с Х, — сказал Стальевич. — Х — слишком важный слон в этой шахматной партии, чтобы просто переманить доверенного сотрудника. Воспримет как личное оскорбление, и правильно, кстати, сделает.
— Но мне вы нужнее, чем ему, — добавил Стальевич.
— Не хотите, чтобы слон когда-нибудь стал королём, — сказал он.
— У меня сложное отношение к олигархам, — сказал Стальевич. — Я сам из чиновников, потомственных — далёкий пращур при Иване III начинал дьячком в Разбойном приказе, так и прошли из поколения в поколение в государевых кафтанах через эпохи и режимы. Так что нуворишей, пожалуй, я не должен любить по определению. Но я с собой борюсь. Не побоюсь показаться пафосным, но я намерен жить здесь, на среднерусской равнине. Новые русские такая же составная часть общества, как и все остальные, с ними надо учиться работать.
— Я беременна, — сказала Ксюха. — Не могу сказать, от кого точно — от тебя, от Андрея Петровича или ещё от кого.
— Будешь делать аборт? — спросил он таким тоном, будто речь шла о совсем посторонней ему женщине.
— Нет, — сказала Ксюха. — Хочу, чтобы родился мальчик. Представляешь, сколько генов он в себя вобрал.
— Что с тобой сталось? — сказал Леонид Борисович. — Это безумие — выпрыгивать из упряжки на финишной прямой.
— Может быть, я больше не хочу бежать в упряжке, — сказал он.
— Вот как, — сказал Леонид Борисович. — «Гордо реет буревестник…» Жаль. Я думал, что ты прагматик.
— Нам досталось тяжёлое наследство, — сказал Стальевич. — Огромная ленивая страна, где никто не хочет и не умеет работать. Разобраться, почему произошло этническое фиаско — занятие, безусловно, любопытное, но это дело учёных мужей. Мы же практики, нам бы на мине не подорваться. Я недавно прочитал, что самый яркий философ двадцатого века Витгенштейн отказался изучать Аристотеля. Сознательно. Он полагал, вопрос, насколько обосновано, что философия умерла, следовательно, у трупа ничему нельзя научиться.
— Не готов с вами согласиться, — сказал он. — Любой авангард строится, если внимательно посмотреть, на классических канонах. Например, Led Zeppelin или Deep Purple это средневековая католическая музыка, в новых ритмах, само собой. А русская панк-музыка — голимый деревенский хоровод.