Выбрать главу

— Стоп! — сказал он себе. — Тормози, аспирант. Ты же не антисемит, ты же нормальный. Что ты знаешь о Моисее, дитя недослушанных лекций и наспех прочитанных книг?

Один создал миф, другие разукрасили его правдой и ложью, и вдохновенные идеологи бороздят океанские просторы на комфортабельных лайнерах, пока труженики моря устало латают свои дырявые судёнышки. Вечный исторический вопрос: верят ли создатели мифа в своё исчадие?

— Что ты молчишь? — сердито спросил Леонид Борисович.

— Простите, задумался о предтече мифа.

Леонид Борисович едва не воспарил над привокзальной площадью: — А ещё ноешь, что у нас не получится. Страна скончавшегося в муках социализма требует благовоний и телесных услад. Пойдёмте, caballero, в банк.

Банк был какой-то хлипкий. Впоследствии на месте этого здания Х построил небоскреб, на высоченном шпиле которого гордо реял флаг с надписью: хлебный склад № 12. Отец одного из ближайших сподвижников Х руководил центральным московским зерновым трестом, с его барского плеча юным капиталистам была выделена часть амбарного помещения. Пахло клейковиной, но народ шустро бегал по коридорам, разговаривая на птичьем банковском языке.

Голос у Х был тихий и вкрадчивый. И ещё спокойный. Спокойствие в любой ситуации и олимпийская солидность были его неоспоримые качества. Которые покоряли. Именно так, покоряли. И он, и Леонид Борисович сразу почувствовали почти женскую влюбленность к этому человеку. Господи, сколько же сил он потратил потом, чтобы вырваться из этой магии. Окучивая в разных операциях тупоголовых чиновников, он придумал целую легенду для ответа на неизбежный вопрос: — В чём сила Х?

— Он — химик! — говорил он, многозначительно чокаясь рюмкой отборного рома. — Есть люди и есть химики. Люди отличаются эмоциями, ненавидят и влюбляются, мечтают о потерянных иллюзиях и стремятся создать новые. А химики раскладывают окружающий мир на элементы таблицы Менделеева и сводят их вновь, исходя исключительно из собственной целесообразности.

Легенда была убедительная, но насколько правдивая? В конечном счёте, все его попытки анализа приводили к неизбежному выводу: чтобы избавиться от чар Х, его надо убить.

— Только не смотри в глаза, когда будете брать, — сказал он главному эмвэдэшному оперу, когда инструктировал перед арестом. Опер, прошедший половину горячих точек на земном шаре, всячески сдерживался, но явно был готов обдристаться. — У него глаза удава, намеренного сожрать кролика.

— Итак, я предлагаю вам создать в банке подразделение пиар, — Михаил Борисович завершил недолгую речь, улыбнулся, снял очки и вопросительно посмотрел.

— Неплохо было бы поучиться, набраться зарубежного опыта. В Англии, например, или в Америке, — сказал Леонид Борисович.

Х снова улыбнулся: «Заграница нам не поможет. И не потому, что денег жалко на поездку. Просто нам придётся создавать свои правила игры, без всякой теоретической базы. Вы меня понимаете?»

— Как бы да! — неуверенно произнёс Леонид Борисович.

Х засмеялся: «Для начала неплохо. Новой эпохе — новый язык. Хорошо словцо — как бы. Придаёт многозначительность каждому экономическому термину и одновременно развязывает руки. Ещё что-нибудь из этой серии, уважаемый доктор».

— Кандидат. Кандидат исторических наук, — сказал Леонид Борисович. — Ну, например, типа. Типа мы решим, типа мы уверены.

— Типа да, — сказал Михаил Борисович. — Подходит. Типа. И ещё что-нибудь, скабрезное, но в меру, чтобы можно было произнести при женщинах. Для трилоквиума. Так, если я не ошибаюсь, называлась основа знаний в античном мире?

— Говно вопрос, — сказал он.

— Как?

— Типа, если у вас есть проблемы, мы как бы решим. Говно — вопрос!

— Блестяще! — сказал Х. — До чего приятно иметь дело с интеллигентными людьми.

«А ведь у него замашки не миллиардера и не олигарха, — подумал он. — И даже не генерального секретаря компартии. Минимум, китайский император — живое воплощение божества…»

4

Нельзя сказать, что Юлька отрицательно отнеслась к его уходу из аспирантуры. Просто всё её женское ego противилось этой новой, неведомой жизни, так внезапно ворвавшейся в их среднегабаритную квартиру.

— Ты становишься другим, — сказала она за ужином в кооперативном ресторанчике, недавно открывшемся у стен Кремля. — Хорошо, что не чужим, — она снова изучила меню. — Про вино стоимостью 500 у.е. я читала только в литературе, обличающей пороки капиталистического общества. Пойло, должно быть, страшное.