Ученый Динь отверг все несправедливые обвинения, резко ответив:
— Разве вы сами вчера не согласились остановиться в гостинице в этой богом забытой деревне? Скажите, если я ошибаюсь, — не вы ли потребовали самую просторную комнату и заказали горячую ванну?
— Допустим, — заметил доктор Кабан скрепя сердце. — Но все равно это произошло из-за вашего неумения держаться в седле, что не позволило нам покрыть вчера большее расстояние. Если бы мы послушали мандарина Тана, то давно бы уже пересекли эту вонючую речку и были на подходе к столице.
— Напоминаю вам, что мы ждем именно вышеупомянутого мандарина, тогда как я — и моя кляча — поднялись с петухами. Так что если хотите быть справедливым, обрушьте свои обличительные речи на голову высокого чиновника, который быстро поставит вас на место-, стоит ему только появиться.
Динь отвернулся от доктора, продолжавшего изрыгать сквозь зубы проклятия. Он недовольно насупил брови, и от этого его острый профиль, выдававший северное происхождение, казался еще суровее.
— Вечно они проклинают всех, эти лекари! — думал Динь. — Сами же ругают пациента, которому только что оттяпали ногу, или высмеивают старичка, которому прописали сильнодействующий афродизиак. А мечтает он только об одном: продекламировать свое унылое сочинение, нелепо размахивая при этом руками. Вчера вечером было слышно через перегородку, как он репетирует речь, подобно бездарному актеру китайского театра.
Подсчитав в укромном месте монеты, висящие на веревочке под рубахой, доктор Кабан с мрачной решимостью воскликнул:
— Паром давно ушел, остается одно — нанять какое-нибудь суденышко, заплатив огромные деньги его владельцу. Таким образом, мы приблизимся к столице. За эту поездку я всю кожу на заду стер — такое не скоро забудется.
Спускаясь с горы, прыгая через камни и корни деревьев, мандарин Тан увидел такую сцену: ученый Динь стоит с суровым видом, скрестив на груди руки, а доктор Кабан в окружении рыбаков отчаянно жестикулирует.
— Хорошо провели ночь, друзья? — подойдя к ним, приветствовал он.
Динь бросил на него ледяной взгляд, его скулы слегка побелели.
— Наш знаменитый доктор с самого рассвета вопит, будто его режут. Он боится, что не поспеет вовремя в столицу, чтобы дать там маленький спектакль.
И действительно, доктор Кабан быстро подошел к ним в развевающихся на ветру одеждах:
— Мандарин Тан! Наконец-то! Еще немного — и семинар начался бы без меня. Так как мы опаздываем, я был вынужден воспользоваться услугами одного местного пирата, чтобы проделать большую часть пути по воде. Носильщики отплыли на пароме, нагонят нас потом.
Мандарин Тан сказал, подвинувшись ближе:
— Я явился бы сегодня гораздо раньше, но отшельник Сэн внезапно заболел, я должен был передать его в надежные руки. Он выпил вчера слишком много алкоголя, а гроза совсем выбила его из колеи.
— Этот бедный молодой человек наверняка был потрясен известием о неминуемом уничтожении всей своей родни. Новость о том, что все члены твоей семьи будут обезглавлены, может свести с ума.
Мандарин отрицательно покачал головой.
— Ошибаетесь! Утром он попросил меня о встрече с принцем Буи, который должен предупредить о приезде Императора и исполнить его приговор. Отшельник Сэн, как вы видите, не потерял надежды спасти свою семью. Он, кажется, хочет быть казненным вместе с ними.
— Неужели вы думаете, что принц Буи станет слушать его! Да он немедленно прикажет схватить отшельника, как только он там появится! — воскликнул доктор Кабан. — Не говоря уже о том, что к тому времени, когда он дохромает до столицы, все его дяди и тети будут уже давно казнены!
Динь, пожав плечами, попытался защитить отшельника:
— Казнь должна состояться только через двадцать дней. Даже ползком отшельник доберется к этому времени до столицы.
— Господин, судно готово к отплытию, — объявил капитан, одетый в крестьянскую одежду коричневого цвета.
— Прекрасно, — ответил доктор. — Надеюсь наверстать упущенное время, помните, что я щедро заплатил вам за это. Пусть лодочники гребут в два раза быстрее, чем обычно.
После того как в джонку погрузили лошадей, которым дали лакомство, чтобы они не очень нервничали, все трое поднялись на борт, беседуя о том, что путешествовать по воде гораздо приятнее, чем трястись по пыльной дороге.
Денек обещал быть ясным, вчерашняя гроза очистила атмосферу и сделала воздух прозрачным. Река искрилась под лучами солнца, а голубоватая пелена, окутывавшая горы, медленно рассеивалась.
Мандарин втянул воздух ноздрями и фыркнул. Он проголодался, но все его мысли были о вчерашнем странном вечере, проведенном с отшельником Сэном. Ему показалось, что его друзья провели время не так удачно. Надо будет расспросить ученого Диня, пообещал он себе.
— Подождите! Не отчаливайте, умоляю!
К ним, задрав голову, бежал какой-то взлохмаченный человек. Он озирался, ища, к кому на судне обратиться.
— Неужели на борту сам доктор Кабан?
Услышав свое имя, тот повернулся и наклонился к незнакомцу:
— Да, это я и есть… Я доктор Кабан. Что вам угодно?
Просияв от радости, новоприбывший склонился в поклоне:
— Меня зовут доктор Пурпур, я профессиональный врач, у меня с собой трое больных, которых нужно доставить в больницу.
— Какое это имеет ко мне отношение? Дождитесь ближайшего парома, если не желаете тащить их на себе вплавь.
— Видите ли, почтенный, они страдают от заболеваний, ставящих меня в тупик, и так как я услышал, что здесь находится столь знаменитый доктор, как вы, я хотел просить разрешения подняться с ними на борт, чтобы вы могли просветить мое невежество своим блестящим знанием.
Динь мог бы поручиться, что доктор Кабан сейчас лопнет от удовольствия: он раздулся прямо на глазах. Попавшись в тенета лести, очарованный ловкими речами, доктор не мог не согласиться.
— Что ж, поднимайтесь, мы прежде всего коллеги. Осмотрим ваших больных вместе, раз их болезни поставили вас в тупик.
В тени навеса посреди палубы установили три койки с пациентами доктора Пурпура. Это были преуспевающие купцы, и их жизнь была ценна, с точки зрения врачей. Больные лежали недвижно, закутанные в одеяла, и стонали. Можно было подумать, что на судне сгнил улов — такой запах источали не только больные, но и их покрывала.
Мандарин Тан в компании ученого Диня стоял, облокотясь о борт, а доктора уже принялись беседовать о болезнях своих пациентов.
Доктор Пурпур опустился на колени возле первого купца, скрючившегося на своем ложе и желтого, как лимон. Его восковое лицо было покрыто крупными каплями пота, а тело сотрясала дрожь.
— Господин Ко находится в таком состоянии уже целый лунный месяц. Его кормят изысканными блюдами, но они моментально устремляются к заднему проходу. Я боюсь, что он ослабнет от потери сил, не усваивая питания. Так как рот совершенно сухой, я считаю, что жар вошел в его плоть. Чтобы изгнать жар, я применил метод судации, то есть заставил больного пропотеть путем вливания в него декокта cinnamonum cassia u peraria lobata. Больной от выделяемого пота весь заблестел, как только что пойманная рыба, но, увы, его состояние ухудшилось.
Доктор Кабан, предварительно сняв верхнюю рубаху и повесив ее на мостике, в свою очередь склонился над больным. С важным видом подняв покрывало господина Ко, доктор надулся и, как показалось Диню, задержал дыхание, а потом принялся пальпировать больного. Его жирные пальцы немилосердно мяли кожу на впалом животе пациента, оставляя красные полосы. Но вдруг безжалостная рука доктора Кабана замерла, и он победным движением воткнул указательный палец в вялую плоть купца. От боли и удивления господин Ко вскрикнул.