— Мне кажется, это — китобойные судна, затертые льдами, — воскликнул Лир. — Ого! А это что такое?
— Где, где? — спросил профессор.
— Слева от центра и вправо от той двойной ледяной горы. Если я не ошибаюсь, это — шлюпка. А в ней — человек. Он спит… Или умер?
Оба друга впились глазами в маленькую парусную лодку. Они видели ее так ясно, как будто наблюдали с палубы корабля за плывущей борт о борт шлюпкой.
— Нет, я думаю, он не умер, — сказал с облегчением профессор. — Он лежит слишком удобно. Заснул, вероятно. Похоже на то, что он потерпел крушение.
Не успел профессор выговорить последнее слово, как спящий человек внезапно сбросил с себя одеяло и вскочил на ноги. Он стоял прямо, как статуя, на скамье лодки, следя за ледяной горой, величаво плывшей к западу, на небольшом расстоянии от него.
— Можно поклясться, что это шотландский матрос, — заявил Лир.
Голова этого парня была покрыта шапкой ярко-рыжих волос; лицо с грубыми чертами, большим ртом и выдающимся подбородком дышало энергией и решимостью, а руки по длине и силе напоминали лапы гориллы. Ноги были кривые, как у всех моряков, но твердо держали все его крепко сбитое тело. Он медленно поднял большую красную волосатую руку и, заслоняя ею глаза от ослепительного блеска солнца, зорко смотрел в сторону ледяной горы.
— Тут какой-то оптический обман, — забормотал профессор. — Этот человек принадлежит, несомненно, к нашему миру.
— Здесь нет ни обмана, ни иллюзии, — возразил Лир. — Весь этот огромный океан, — и он коснулся концами пальцев рамки микроскопа, — вместился в одну крохотную каплю замерзшей воды, извлеченной из утиного садка. Мир, заключенный в сердце одного атома, поистине — мир испаряющейся капли.
За это время моряк совершенно ожил. Он сел на переднюю скамью и изо всех сил налег на весла. То и дело он оборачивался через плечо, чтобы убедиться, правильное ли направление он взял. По-видимому, целью его плаванья была двойная ледяная гора, самая большая из всех, покрывающих этот усеянный горами океан. Страшное физическое и духовное напряжение ясно выражалось на его лице, и постепенно заметное беспокойство начало переходить в ужас. Мускулы на его руках, груди и спине двигались и извивались, как змеи. Он прикусил зубами нижнюю губу, и белая полоска зубов ярко выделялась на его загорелом обветренном лице. Лодка быстро неслась вперед, оставляя за собой белую пену. Было ясно, что он спасается от какой-то смертельной опасности. Но от какой?
II
Гейлор и Лир начали внимательно осматривать океан, ища объяснения непонятного им ужаса. Искать им пришлось недолго.
Немного южнее той горы, от которой удирал матрос, внезапно вынырнуло из глубин штук двадцать голов каких-то чудовищ, похожих на моржей. В их отвратительных мордах было что-то напоминающее человека; из-под верхней челюсти спускались ужасные клыки, как огромные сабли из слоновой кости; морды были обведены, как бахромой, грубой бородой. Как только чудовища вынырнули из-под воды, на их головах развернулись огромные уши, напоминающие крылья летучей мыши или странно выкроенные паруса. Они могли поворачивать головы во все стороны, а их острые красные глаза внимательно всматривались в рябь на поверхности океана.
— Настоящие ищейки, выслеживающие дичь, — проворчал профессор. — Интересно знать, заметили ли они матроса?
— Я думаю, еще нет, — ответил Лир, и голос его задрожал от с трудом сдерживаемого волнения. — Но матрос, конечно, знает, что они близко. Смотрите! он уже пристал к горе.
Подплыв к ледяной громаде, матрос выпрыгнул из лодки на отлогий низкий берег, укрепил лодку, навалив глыбу льда на конец каната, и начал метаться по сторонам, выискивая местечко, где бы он мог скрыться от длиннобородых чудовищ. Ледяные края были отточены волнами, и единственным убежищем для беглеца могла служить только узкая расселина, глубоко промытая ручейком, сбегавшим с вершины горы. В нее-то и забился матрос, почти скрывшись из поля зрения обоих ученых, которые обратили свое внимание на моржеобразных чудовищ у второй горы.