Младший брат мой, Гэрри, в то время учился в академии художеств. Теперь он составил себе некоторую известность, но тогда еще только начинал, и, как все начиняющие, задавался всякими фантазиями и теориями. Одно время он бредил венецианской школой, а у Джорджа была красивая голова итальянского типа — он и написал с него портрет. Портрет вышел похож, но как художественное произведение — весьма посредствен. Фон был слишком темен, а морской мундир слишком ярок, так что лицо чересчур уж рельефно выделялось белизной. Поворот был в три четверти, но вышла одна только рука, опиравшаяся на рукоять кортика. Вообще, как Джордж сам говорил, он на этом портрете скорее походил на командира венецианской галеры, чем на современного лейтенанта. Летти, впрочем, осталась вполне довольна — о художественности она очень мало заботилась, лишь бы сходство было. Итак, портрет с подобающим уважением был вставлен в раму — ужасно массивную, заказанную самим Гэрри — и повешен в столовой.
Приближалось время разлуки. «Пионер» только ждал последних инструкций. Офицеры перезнакомились между собою. Джордж очень сошелся с лекарем Винсентом Грином, и, с моего разрешения, раза два привозил его к нам обедать. Правду сказать, он мне с первого взгляда не особенно понравился, и я почти пожалел, что пригласил его. Это был высокий, бледный молодой человек, блондин, с довольно грубыми, резкими чертами шотландского типа, с холодными серыми глазами. В выражении лица его тоже было что-то неприятное — не то жестокое, не то хитрое, а вернее и то и другое вместе. Мне, между прочим, показалось весьма неделикатно с его стороны, что он не отходил от Летти, во всем предупреждал Джорджа, — одним словом, явившись в дом в качестве приятеля ее жениха, просто открыто ухаживал за нею. Джорджу это, кажется, тоже не правилось, но он приписывал эту бестактность незнанию светских приличий — и молчал. Летти была крайне недовольна: ей хотелось перед разлукой как можно больше быть с Джорджем; но, чтобы его не огорчать, она терпела и тоже молчала.
Самому Гриву очевидно и в голову не приходило, что он вел себя не так, как следует. Он был вполне весел и счастлив. Только портрет почему-то тяготил его. Когда Грив в первый раз увидел его, то слегка вскрикнул, а когда его за обедом посадили прямо напротив портрета, он замялся, с явной неохотой сел, но тотчас опять встал.
— Я не могу сидеть напротив этого портрета, пробормотал он, — я сам знаю, что это ребячество, но не могу. Это один из тех портретов, глаза которых точно следят за вами, куда ни повернитесь, а я от матери унаследовал отвращение к подобным портретам. Она вышла замуж против воли отца, и когда я родился, была при смерти больна. Когда она настолько поправилась, что могла говорить связно, без бреда, — она умоляла всех убрать висевший в ее комнате портрет моего деда, уверяя, что он грозно смотрит на нее, хмурится и шевелит губами. Суеверие ли это, или темперамент, только я не терплю подобных портретов.
Джордж кажется счел эту выходку своего приятеля за хитрость, чтобы получить место рядом с Летти, но я видел испуганное выражение его лица и не мог не поверить его словам. Прощаясь с ними вечером, я вполголоса, больше в шутку, спросил Джорджа, приведет ли он опять к нам своего нового друга. Он весьма энергично ответил, что нет, потому что Грив очень мил в мужской компании, но в дамском обществе не умеет себя держать.
Но зло было уже сделано. Винсент воспользовался тем, что был представлен нам, — и стал приходить чуть не каждый день, чаще даже Джорджа, которому, по долгу службы, приходилось проводить большую часть времени на корабле, тогда как Грив, закупив и уложив все нужные аптечные снадобья, был совершенно свободен. В последний его визит, накануне выхода в море «Пионера», Летти прибежала ко мне сильно расстроенная: он имел нахальство объясниться ей в любви! Он сказал, что знает о ее помолвке за Джорджа, но что это не мешает влюбиться в нее и другому, что от любви так же точно нельзя уберечься, как от лихорадки. Летти строго, с высоты своего величия осадила его, но он объявил, что, по своему мнению, не делает ничего предосудительного, высказывая ей свою любовь, хотя и безнадежную.