Было начало июня, и к вечеру посвежело.
Челис встала, потянулась и направилась к домику, машинально притопывая, чтобы спугнуть змей. Единственная комната еще хранила солнечное тепло. Она была довольно уютной, хотя мебели в ней было совсем немного: две койки, пара прямых стульев, складной столик и несколько скамеек. На высоком каменном очаге, у которого всегда была плохая тяга, стояла жаровня с углями. Все окна выходили на озеро и окружающие его леса.
Неудивительно, что дядя Леонард не сразу решился отдать ей свой ключ. Даже в старом генераторе, обеспечивавшем дом электричеством, поселился выводок полевых мышей.
Впрочем, можно прекрасно обойтись свечами, фонарями и ящиком-термосом. Ведь она к тому и стремилась, чтобы ее с головой завалили проблемы, но такие, которые можно решить самостоятельно. Получилось что-то вроде школы физической и волевой закалки. Быть может, это освежит ее голову, и она придет к окончательному решению, как быть с Уолтом.
Джорджа она встретила как раз благодаря Уолту. Когда закрылся маленький выставочный зал в Сохо, где Челис работала первое время по приезде в Нью-Йорк, она надела свой единственный хороший костюм и приличные туфли-лодочки, положила в сумку свое резюме и отправилась обивать пороги. Галерее Кортичелли на Мэдисон-авеню требовался бухгалтер, и, хотя она вовсе не для того ехала в Нью-Йорк, это была удача. Полуторалетний опыт и диплом не пропали даром: ее взяли.
Уолт потом говорил, что все равно взял бы ее, будь она по специальности хоть автомехаником. Тогда она понравилась ему чисто внешне, и лишь позже он смог оценить ее незаурядные деловые качества. Благодаря ее внешности: высоким скулам, полным губам, прямому короткому носу в сочетании с серебристо-русыми волосами и большими карими глазами — Джордж Джоул Армистер решил пополнить ею свою коллекцию. Тогда она еще не понимала, что Джорджу нужна лишь ее оболочка, но потом было уже слишком поздно.
Она допустила роковую ошибку. Галантный, неотразимый мужчина, который не интересовался ничем, кроме своей коллекции красивых редкостей, был ей вовсе не пара. Она стала для него живым воплощением женщин с длинной шеей и печальными глазами на рисунках Модильяни. Ему нравилось приводить в восторг своих друзей, украшая ее лучшими образцами из своего бесценного собрания ювелирного искусства викторианской эпохи.
Черт побери, в конце концов она решила отказать Джорджу вторгаться в ее личную жизнь. Мысль о бывшем муже только тогда перестанет вызывать у нее изжогу, когда она сумеет переоценить свой горький опыт и сможет извлечь из него что-нибудь хорошее.
Прежде чем лечь спать, Челис прошла к воротам проверить, не забыл ли дядя запереть их за собой, и заодно закрыла на ключ взятую напрокат машину. Она поставила ее за сосновой рощей: нечего афишировать свое пребывание в таком уединенном месте. Изредка здесь появлялись непрошеные гости, перелезавшие через колючую проволоку, чтобы половить рыбу или искупаться. Такие знаки внимания ей ни к чему. Жизнь в Нью-Йорке быстро научила ее тому, что лишний раз рисковать не стоит.
Трудно было разобрать, который час, когда она внезапно проснулась с бешено бьющимся сердцем. Раздался скрип отворяемой двери, и сразу вслед за тем послышалось длинное забористое ругательство.
Дверь была заперта! Она помнила это совершенно отчетливо. Тщетно вглядываясь в душную темноту, она боялась вздохнуть, выдать себя неосторожным движением.
Что-то с грохотом свалилось на пол, послышался чей-то короткий стон. Челис опустила руку под койку, где она оставила ручной фонарь. Пальцы наткнулись на него, и он покатился по полу.
Мигом наступила тишина, звенящая, как в безвоздушном пространстве. Ни Челис, ни незнакомец не решались вздохнуть. Наконец во тьму, как в масло горячий нож, врезался грубый мужской голос:
— Кто ты, черт тебя побери?! Что ты здесь делаешь?
Другого оружия, кроме фонаря, поблизости не было. Она судорожно зашарила пальцами по пыльному полу и уже нащупала холодный металл, когда что-то тяжелое навалилось на плечи и прижало ее к жесткому матрасу.
— Эй, парень, хватит шуток, — раздраженно проговорил незнакомец. — Не трепыхайся, если хочешь остаться цел.
Парень? Значит, он принял ее за мужчину! Если ей удастся убедить его в этом, есть шанс отделаться ушибом и легким испугом.
— Говори. Что здесь происходит? Кроме взлома и вторжения, ясное дело.
— Н-ничего, — хрипло прошептала Челис, стараясь говорить как можно более низким голосом. Только бы он ничего не заподозрил и не зажег свечу. — Мы с дружками… э-э… ловили лягушек, — выдумала она в отчаянии. Если он будет думать, что их тут несколько человек, да еще вооруженных заточенными острогами, то, может быть, не рискнет больше здесь околачиваться.
На лицо ей упала холодная капля, и она вздрогнула. Даже руки, вцепившиеся ей в плечи, были холодными и мокрыми. Ей сразу припомнились всевозможные жуткие истории, и она, хныча, стала отбиваться.
— Какого черта…
Скользкие пальцы прижали ее руки к бокам. Она принялась неистово отбиваться ногами, пока ей не придавили их твердым коленом.
— Ты заработал кучу неприятностей, парень. Вы со своей шатией вот уже где у меня сидите. Завалили тут все пивными банками и бутылками.
Мокрая нога мужчины была покрыта грубыми волосами, и Челис надеялась, что из-за этого он не ощутит нежности ее атласной кожи. Свои права она докажет как-нибудь в другой раз. Теперь ей хотелось только одного: закрыться в машине и на рекордной скорости пронестись семь миль до дома дяди Леонарда. Ведь он предупреждал ее о подобных посетителях, но она была уверена, что сумеет защитить себя сама. Извиваясь в безжалостных тисках, она прорычала как можно грубее:
— Да ухожу я, ухожу.
Слава Богу, в домике темно, хоть глаз выколи. Только бы нашарить сумочку с ключами, на остальное барахло плевать!
Она почувствовала жар его тела и быстро отскочила в сторону. Вот стул, где она оставила большую сумку. Однако вместо стула ее рука наткнулась на его твердое тело, и она отпрыгнула назад, при этом больно ударившись ногой об одну из скамеек.
Она вскрикнула от боли, и в тот же миг ее опять схватили мужские руки. Совсем рядом она ощутила его близость, свежий аромат чистой озерной воды смешивался с каким-то неприятным мускусным запахом.
— А ты, парень, худоват, — проворчал незнакомец, растягивая слова и с ноткой удивления в голосе. Скользнув по ее рукам, его пальцы легко обхватили тонкие кисти. Она всегда была стройной, и это считалось когда-то немалым достоинством. Но в последние месяцы она не могла толком ни есть, ни спать, так что теперь стала тощая, как пугало.
Она попыталась было освободиться, но он держал крепко.
— Ну уж нет. Сейчас зажжем свет и поглядим, что за птица угодила в наши силки, — растянул он слова.
— Не надо!
— Это еще почему? — Он разжал одну руку и, судя по шуму, стал обшаривать стол. Сколько она себя помнила, там всегда стояла жестянка со спичками, и мужчина, очевидно, это знал.
— Ну, пожалуйста, — взмолилась она. — Я не, сделаю ничего плохого, я сейчас уйду. Только вот найду сумочку.
Едва она успела произнести это слово, как он насторожился.
— Какую еще сумочку?
— Мои ключи! Я только…
Но было уже поздно. Щелкнула пластмассовая крышка старой банки из-под кофе, вспыхнула деревянная спичка, и в нос ей ударил серный запах. Прикрывая ладонью маленькое пламя, незнакомец установил свечу, и вскоре кружок желтоватого света увеличился настолько, что Челис смогла разглядеть мокрое мужское тело, на котором не было ни клочка одежды.
Она резко отвернулась и со стоном закрыла лицо руками, но перед этим успела заметить грозно сведенные черные брови под копной спутанных темных, с серебристыми нитями волос. Ей бросились в глаза грубые угловатые черты лица, плотно сжатые губы и широченная заросшая грудь.