Наконец наступил этот день. Я послал мать за свежей газетой, сам взял костыли и пошёл к переходу, дверь была открытой. Я прошёл по переходу, оставалось самое трудное — пройти эти три этажа. Напрягая все свои силы я торопился к открытому окну, чувствовался свежий ветерок, который дул из него. Остался один марш, мне было очень больно, судорога схватила ногу, но цель была близка, скоро всё закончится. Сверху кто-то сбегал по ступенькам, я остановился, наклонился, вроде поправляя что-то на ноге. Мимо меня пробежал человек в белом халате, можно было идти дальше. Оставалось пять ступенек.
— Чернов, какого чёрта Вы здесь делаете?-
Это был Сашка. Он бежал к себе за какой-то историей болезни. Одного его взгляда на меня и на открытое окно хватило, чтобы сообразить, для чего я проделал такой путь.
— Назад, я тебе говорю назад.-
Мат и перемат слетали с его губ, когда он в два шага настиг меня и стал передо мною. Всё было кончено, я не успел. От бессилия я сел на ступеньку, только дрожь била моё тело. Это был первый мой припадок. Сашка стоял возле меня и молчал, потом поднял меня на ноги и отвёл вниз в палату. Мама уже бегала по всем палатам, разыскивая меня. Сашка сказал, что я был на процедурах. Я рухнул на кровать и затих, сил не было, я заснул.
Ночью ко мне пришёл Сашка, он молчал долго, не зная, что сказать. Потом тихо сказал:
— Надо жить, понимаешь, просто жить. Раз ты остался живым, то видно твоё время ещё не пришло. Подумай о матери, продли ей хоть немного жизнь, ей досталось по полной. Да и я вытащил тебя с того света не для того, чтобы ты сиганул с восьмого этажа. Это наконец просто подло с твоей стороны — он хлопнул меня по плечу и ушёл.
С этого дня началась наша дружба. Через десять дней мама забрала меня к себе домой. Приехала на помощь моя тётка, папина сестра, она уехала после похорон моих девочек. Теперь они вдвоём возились со мной.
Ребята привезли мне компьютер с работы и я потихоньку начал восстанавливать работоспособность. До аварии я был ведущим программистом на фирме по разработке программ, но не знаю, что там у меня произошло с моими полушариями, но теперь я соображал в два раза быстрее. Мозги работали чётко, без сбоя и работа стала моим спасением.
На свою квартиру я ещё не перебрался, но однажды, уже окрепнув, спросил у матери ключи от нашей квартиры. Мама не хотела пускать меня туда одного, но я на этом настоял.
Не буду говорить, что я чувствовал, когда входил туда, откуда ещё недавно выходил счастливым мужем, отцом. Из комнаты убрали всё, что напоминало мне о моих солнечных девочках. Не было чашек с их именами, игрушек, одежды, фотографий, только остались цветы, которые развела Света.
Я тупо сидел на своём диване и всё никак не мог свыкнуться с мыслью, что они здесь никогда не появятся. Через какое — то время я обошёл всю квартиру. Нигде, ничего, как — будто их не было здесь вообще. Видно моя тётя постаралась, это было в её характере. Она всегда учитывала всё и во всём, нигде не было даже мелочей, только мои вещи.
Через время я всё таки перебрался в свою квартиру, маме надо было дать хоть немного отдыха. Она похудела, всё время держала руку на груди. Я сначала не обращал внимания, но пару раз увидел, как она глотала какие-то таблетки. Сашка объяснил мне, что это сильнодействующее сердечное лекарство и ей очевидно надо срочно обследоваться, причём серьёзно. Но мама уверила меня, что это таблетки отца и что она больше не будет их принимать, а перейдёт на валерьянку.
Тётка теперь приезжала к ней довольно часто, хотя особой любви у них до катастрофы не было. Замужем она не была и я был её любимцем, маму она раньше упрекала в мягкотелости и всё учила, как меня воспитывать. Но беда их сдружила и теперь они не могли друг без друга: моя тихая мама и громоподобная тётя. Я приезжал к ним в субботу, что-то помогал сделать, обедал и вечером уезжал. Мама ходила за мной и всё время говорила:
— Ты ни в чём не виноват. Ты просто заснул, сыночек. Видно такова их судьба, а ты ни причём, детка моя.-
Она твердила это всё время, словно заклинание. Я молчал, а сам винил себя во всём. Если б не то, если бы не так, если бы не тогда и прочее. А в груди всё время пекло и пекло.
Один раз на работе отмечали чей — то день рождения. Обычно я уходил, меня и не приглашали, но здесь я задержался со своей работой и случайно попал за стол. Мне налили, я выпил и мне стало легче, в груди словно что-то отпустило. И с этого дня я начал пить, пить ежедневно. Я шёл с работы, заходил в магазин, брал свою чекушку и дома её выпивал, выпивал медленно, растягивая на весь вечер. Потом не раздеваясь заваливался спать. Иногда приезжал ко мне Сергей, привозил какую-нибудь водку из-за бугра, мы сидели молча, он пил мало, а я пил всю бутылку. На работе заметили, что я пью, но боялись потерять такого специалиста, поэтому терпели и мой вид, и мои сбои в работе. Мама просила остановиться, а тётка крыла матом, обзывала как хотела. Но я пил, плюя на всё и так продолжалось до весны.
Однажды я лежал на диване после своей очередной пьянки. Дверь на балкон была приоткрыта, рассвет чуть — чуть забрезжил. Я уже вроде не спал, но ещё окончательно не проснулся и вдруг услышал тихий голос Татки:
— Папа, не пей, а то у меня головка будет болеть, не пей! -
Я помню ещё пробормотал: — Как это она у тебя может болеть, если ты умерла? -
— Всё равно болит, не пей! — совсем тихо раздалось в тишине и я окончательно проснулся. На кресле неясно виднелась маленькая белая фигурка, но подул ветер, рванул занавеску на балкон и вместе с занавеской исчезла фигурка. Я лежал не шелохнувшись, не понимая, что же это было: сон или видение. Но после этого я уже не мог пить, ни капли.
Вроде я тогда как-то успокоился, ходил на работу, приходил домой, садился на диван, включал телевизор, смотрел программы, не видя ничего. Затем пил чай и ложился спать. И так каждый день до субботы, до поездки к маме. Может я как-то и оправился бы от потери моих девочек, но…
У меня произошёл срыв. В тот день я пришёл с работы, уже закончился май,
но было прохладно, сбросил куртку на диван. Через время вспомнил, что в кармане была дискета, потянул куртку к себе и дискета упала за диван. Я кажется говорил уже, что диван был дубовый, широкий и очень тяжёлый. Он достался мне от прежнего хозяина, я его перетянул, заменил кожу и он стал нашим любимым местом в комнате. Мы втроём здесь много баловались, играли, здесь нам было хорошо.
И вот мне пришлось отодвинуть немного диван, чтобы достать дискету. Это было довольно трудно, дискета стала на ребро за средней ножкой, но я нашёл клюшку и начал тянуть её, но что-то мешало. Я разозлился, со всей силы дёрнул эту помеху и к моим ногам выпал серенький комочек. Подняв его я с ужасом узнал Таткин талисман — маленького долматинца, того самого, которого так долго мы искали в тот страшный день. Он стал серым от пыли, но это был он.
Я держал его в руках и чувствовал, что я не выдержу этого удара. Если бы мы нашли его тогда, то они бы были живы. А теперь я стою живой с ним в этой комнате, а их нет. Помню, что я прошёл в ванную, хотел его помыть, стал перед раковиной, увидел в зеркале своё покалеченное лицо и начал биться головой об стену. Я бился головой и выл, выл беспрерывно. Вместе с воем с моих губ слетало: " За что? За что? "
Сколько это длилось, не знаю, но в дверь позвонили. Я молил Бога, чтобы это были бандиты и чтобы они покончили со мной и с моими муками. В эти годы часто так бывало, но за дверями стояли плотные ребята в милицейской форме.