Он рассмеялся и предложил десять тысяч, если я вскрою его защиту. Я отказался, говоря, что из двух спорящих — один дурак, другой подлец, а я не хочу быть подлецом. Банкир обиделся, заявил, что я просто трус. Мы разошлись, но я не простил ему оскорбления. Узнав всё, что мне надо было, у Сергея, я стал вплотную заниматься этим вопросом. Не скажу, что это было легко, но через месяц упорной работы я смог перевести с его счёта на счёт его секретаря девятьсот девяносто девять рублей. Потом перезвонил ему и предложил проверить оба счёта.
Через время он захотел со мной встретиться, извинился за оскорбление и предложил мне работу у себя. Деньги были хорошие, но я уже окончательно решил уехать и отказался. Тогда он дал мне рекомендации в Москву. Переезд занял пару месяцев, я продал свою квартиру, дачу, сдал в наём родительскую.
С работой проблем у меня не было, с жильём тоже. Снимал полгода небольшую квартиру, потом купил сначала однокомнатную, затем эту. Были ли у меня женщины? Да, были, но теперь я заводил подруг на более длительный срок.
Не знаю, что меня хранило и защищало всё это время, но я не подцепил никакой болезни. Так что в этом отношении у меня всё нормально. Теперь ты знаешь обо мне всё — Виктор наконец замолчал.
Елена во время последней части его рассказа как-то съёжилась, руки нервно теребили ручку сумки. Она долго молчала, затем, не глядя на Виктора, тихо сказала:
— Ты должен был мне это рассказать раньше, должен был -
— Я никому ничего не должен, а если и был кому-то должен, то свои долги я заплатил полностью. Да, такое у меня корявое прошлое, изменить его я не в силах, но оно моё. Может ты в какой-то мере права, что я как-то должен был тебе рассказать свою историю, хотя бы в общих чертах, но пойми — ты для меня была сначала очередной женщиной…-
Елена перебила его:
— Я ею и останусь. Я ухожу, ещё раз извини.-
— Куда ты пойдёшь, начался дождь. Елена, давай спокойно поговорим, примем какое-то решение. Останься до утра, а я уйду в другую комнату, могу совсем уйти, если тебе неприятно. Пожалуйста, прошу тебя.-
Виктор протянул руку к Елене и с ужасом увидел, как быстро она отдёрнула свою. Очевидно она испытывала такое отвращение к нему, что даже прикосновение его руки было для неё омерзительным.
Он вспомнил, как она так же отдёрнула руку при первом знакомстве, значит, ничего не изменилось за это время.
— Ну что ж, как знаешь, я приму твоё любое решение, любое.-
Елена встала, прошла в прихожую, открыла шкаф, достала свою сумку, которая оставалась у Виктора с того апрельского воскресного вечера, когда он привёз её к себе. Виктор видел, как она начала доставать из шкафа свои вещи, комкая засовывала поспешно их в сумку и всё время что-то говорила. До Виктора донеслось:
— Казанова хреновый, чёрт побери! — она повторяла это раз за разом, менялись интонация, слова, но смысл оставался тот же. Виктор понял, что её взбесило количество баб, через которых он прошёл за последний год перед приездом в Москву.
Да, Елена бросала вещи в сумку, а сама считала, считала, сколько же раз он успел переспать с этими шлюхами. Она сбивалась со счёта, начинала снова, сбивалась опять и это чёртово " Казанова " всё время крутилось на языке. Ей было до тошноты противно и стыдно, что она оказалась в одной компании с этими шлюхами из подворотни, отвращение прямо переполняло её.
Виктор увидел, что она отбрасывает в сторону какие-то вещи, видимо те, которые покупал ей он, а брала только свои. Ей противны были даже его подарки, смотреть на это было очень тяжело и Виктор вышел на балкон. Мимо пролетали капли дождя, где-то гремел гром, сверкала молния, а он тупо смотрел на мокрую трассу, по которой как всегда мчались машины и думал о том, что вот он встречался больше года с женщиной, которой абсолютно наплевать на его трагедию, её потрясло только число баб, с которыми он переспал. Надо было её всё же остановить, объяснить, сказать что-то важное, но что именно, Виктор никак не мог вспомнить.
Теперь после рассказа перед ним вдруг ожили картины того страшного дня, которые, как он думал, исчезли навсегда.
Память, как услужливый официант в хорошем ресторане, который предлагает всё новые и новые блюда, подсовывала ему мельчайшие подробности, которые были такими чёткими, ясными, как если бы всё это произошло только вчера.
Он помнил всё. Даже беленькие носочки Татки с тоненькой, синенькой каёмочкой, её чёрненькие туфельки с перепоночкой, огромный белый бант.
Он привёз всё это из Германии как раз к школе. Как же она радовалась этим туфелькам, носочкам, белоснежному банту. И одела всё это к дяде Серёже, чтобы похвастаться обновами. А тот подарил ей красивый набор фломастеров и какую то необычную линейку. А Светка украсила свои волосы купленной им заколкой так, как он любил. Последние дни перед гибелью она, словно чувствуя что-то, была такой нежной, тихой, ласковой. О втором ребёнке в последнее время не заговаривала и он подумал, что она успокоилась. И так им было хорошо всегда втроём, что у Виктора снова защемило сердце.
Но воспоминания его были прерваны каким-то шумом. В глубине квартиры что-то грохнуло, видимо Елена сильно хлопнула дверью и ушла. Ничего не сказала, просто ушла. В квартире наступила звенящая тишина. Всё было кончено, теперь она точно послушается его совета и освободится от ребёнка. Эта мысль словно удар молнии пронзила его сознание:
— Нет, нет, только не это, я же второй раз убил своего ребёнка — .
Не было сил до конца осмыслить, что же произошло. Видимо, не надо было ей рассказывать всё в таких подробностях, зачем ей это всё знать, а надо было нести свою ношу до конца одному. Но в душе он знал, что не смог бы скрыть от Елены ничего того, что ей рассказал. А теперь вот стоит на балконе и чувствует, что в груди начинается жжение. Так было в Питере, когда жгло так, что он заливал эту боль водкой. Виктор стоял ещё долго на балконе прижимая к груди руку, но боль не отпускала.
Глава 22
Потом он вспомнил, что в баре есть когда-то начатая бутылка водки и не зажигая света прошёл в комнату, достал бутылку, взял стакан Елены и пошёл в столовую.
На повороте его нога попала в какую — то петлю и Виктор со всего размаха плечом ударился об угол открытой двери. Он со злостью выругался матом, протянул руку, включил свет в столовой. На полу в коридоре лежала сумка Елены и нога Виктора попала в ручку этой сумки. Ещё стоя спиной он почувствовал, что Елена здесь в столовой. Виктор медленно обернулся, действительно, за столом сидела Елена, моргая от света и молча переводя взгляд то на бутылку, то на Виктора. Он хотел быстро спрятать бутылку за спину, но решил, что нет, пусть она увидит его в полной красе: с бутылкой водки в руках и с матом на губах.
Губы Елены шевелились, а Виктор никак не мог понять, что же она говорит. Наконец он понял:
— Где моя мойва? — тихо спрашивала Елена. На столе стояла открытая бутылка пива.
— На второй полке, слева, она свежая — ответил Виктор. Елена повернулась к холодильнику, достала мойву. И тут Виктор наконец вспомнил, что он хотел ей сказать:
— Я тебя люблю. -
Елена обернулась с мойвой в руке, вопросительно взглянула на Виктора и он сказал громче:
— Я люблю тебя.-
Елена хотела что-то ответить, но неожиданно громко икнула, в испуге прикрыла рот мойвой, но опять икнула.
— Прекрати икать в конце концов, когда тебе объясняются в любви — сказал Виктор чувствуя, что он может сейчас просто разрыдаться и от счастья, что она не ушла, и от этого нелепого её икания.
А Елена опять икнула, тогда Виктор налил в стакан воды, подошёл и протянул ей.