К сожалению, близость воды означала и комаров. Лес рядом, казалось, звенел от их гула, и это немного напрягало. Всегда представляешь себе, что эти миллионы кровососов могут вдруг напасть внезапно и выпить до последней капли чью-то жизнь…
Я усмехнулся. Где-то рядом носятся огненные монстры, с виду самые настоящие порождения ада, а жить не дают обычные комары. Но проблема была в том, что я не мог их хлопать — пришлёпнешь одного, и от мучительного движения сразу проваливаешься в забытье.
Солдаты развели несколько костерков в низине, и я ещё долго слышал ругань сержанта, который бегал среди уцелевших обозов и смотрел, чем они богаты. Через несколько минут в лес ушли несколько человек, которые в прошлом, как оказалось, были охотниками.
Меня сгрузили рядом с одним из костров, и пухлый лекарь нацелился было с банкой своего чудо-дерьма подсесть ко мне, но я, превозмогая дикую боль в рёбрах, выставил руки:
— Нет!
— Но, уважаемый, нужно повторить ещё пару курсов…
Я, собрав в кулак все силы и псионику, упёрся руками в жерди волокуши и попытался сесть. Внутри разорвалась бомба страданий и мучений, сломанные рёбра выключили свет в глазах…
Но я, ни разу не моргнув и не поморщившись, всё же сел. И растянул губы в улыбке:
— Я уже в порядке. Как огурчик, клянусь своей Луной!
Лекарь ревниво сверлил меня взглядом, а я только молил Незримую, чтобы она вбила в мозги этому пухляшу, что со мной всё в порядке.
Всё же там кто-то есть… Потому что целитель с торжественным видом сунул банку себе за пазуху, будто спрятал самое ценное, что у него есть, а потом провозгласил на весь лагерь:
— И ещё есть, кто сомневается в моих методах? Всего полночи, и человек уже на ногах!
Гордо дёрнув головой, он пошёл куда-то в наскоро собранный лагерь. Наверное, проверять, нет ли ещё раненых, желающих причаститься его целебной магии.
— Твою псину, — я начала заваливаться обратно, но тут же меня подхватили.
Моя голова легла на прямо на открытое декольте Эвелины, и я шумно втянул воздух, уставившись на размытые бугорки. Вот это я понимаю, лечение. Сразу же и силы появились, и я уже чувствую, как косточки срастаться начали…
Эвелина ещё и погладила меня по голове, сама вдохнув поглубже. А потом простонала:
— О-ох, ну и вонь! Деверь мой дорогой, хоть ручей и холодный, я бы советовала…
Собравшись с силами, я оторвался от Избранницы, и кое-как сел. Во второй раз это далось полегче.
Рядом приземлился отец Афанасий, тут же опустился и Хромой. Мальчишка был цел, и я признался себе, что его судьба меня беспокоила даже больше, чем остальных.
Прошуршали по траве сапоги, и сбоку от меня плюхнулся Хомяк.
— Оставил Сивого за старшего. Сейчас передохнём, и с рассветом двинемся дальше.
— Мы бы хотели поговорить с братом нашим, солдат, — начал было священник, великодушно осеняя сержанта знамением.
Это он так намекал, что лишние уши не нужны.
— В задницу твои благословения, ваше чернолуние, — огрызнулся Хомяк, небрежно отмахиваясь, — Ты мне тут уши не заливай! Если хотите дальше с нами идти, я должен быть в курсе.
Эвелина нахмурилась, но священник встретился с ней взглядом и покачал головой.
— Тем более, я так понимаю, там в городе, — понизив голос, Хомяк повернулся ко мне, — Один Страж вытащил меня из кареты сраных лисов, и про Василия что-то брякнул… Это был ты?
Я кивнул. Хомяку я доверял, и терять его доверие не хотел.
— Иной, твою Луну, — ошалевший сержант сам себя осенил знамением, очертив символ вокруг лица, но никуда не рванулся, остался сидеть на месте.
Отец Афанасий с улыбкой покачал головой, а потом повернулся ко мне:
— Там, у пещеры, когда ты стал исчадием Вертуна…
— Сгинь моя Луна, — Хомяк заметно побледнел, на миг замер, потянувшись к магострелу, а потом махнул рукой, — А, вылунь, в Пробоину тебя с твоими тайнами. Давай, чернолуние, жги дальше правду-матку!
Как оказалось, когда я стал проигрывать «уголькам» бой, в дело вступил Одержимый. Афанасий рассказал, что это сопровождалось изменением внешнего вида элементаля.
То есть, я стал больше, сильнее, чуть огонь не стал изрыгать. Вот только когда я разобрался с «угольками», пришла очередь моих чернолунников.
— Хвала Незримой, я смог накинуть на тебя символ, — Афанасий показал на своё лицо.
Ну да, обняться с «угольком» — удовольствие сомнительное.
— Подобное было, когда ты вытащил нас из катакомб, — призналась Эвелина, — Ты не превратился в «уголька», но тоже стал… как бы сказать… другим.
Я кивнул. Всё вставало на свои места… Именно символ, висящий у меня на шее, и обжигал, но сейчас боль стала вполне терпимой.