В порядочном королевстве всё должно быть на своих местах и каждый обязан заниматься своим делом: ведьма — варить зелья, чернокнижник — чахнуть над гримуарами, принцесса — ждать своего рыцаря, а король...
Король Стефан Шестой не любил шумных балов и многолюдных сборищ. Пышным празднествам и придворным развлечениям он предпочитал общество немногих приближенных. Проведя молодость в победоносных военных походах, а зрелость — в поездках по завоеванным землям, в неустанных заботах о благе королевства, на старости лет Стефан мог позволить себе заслуженный покой, размеренные дни и по-домашнему уютные вечера.
Перед обедом, например, король любил сыграть в карты. Обычно компанию ему составляли канцлер, который удачно совмещал игру и доклад о государственных делах, и старшая фрейлина принцессы, которая, в свою очередь, пользовалась возможностью выпросить у короля дополнительные средства из казны, якобы на нужды принцессы, на что король, увлеченный партией, всегда соглашался и немедленно отдавал распоряжение недовольно сопевшему канцлеру.
— В этом году собран отличный урожай фруктов, — сообщал канцлер, методично сортируя доставшиеся карты по мастям. — Значительная часть яблок, вишен и, разумеется, винограда отправлена для переработки цеху виноделов. Около четверти урожая продали нашим северным соседям. Князь Вильгельм лично благодарит за высокое качество поставленного товара и в ответ обещает прислать весной дюжину возов пушнины и столько ж шерсти...
— Шерсть? Хорошо... — Король Стефан кивал, вполуха внимая словам канцлера. Задумчиво почесал затылок под шапочкой, разглядывая выпавшие карты.
В одежде короля не имелось ничего, что выдало бы титул монарха, — кроме тонкого золотого обруча на голове. Этот единственный символ власти король носил поверх бархатной шапочки, из-под которой виднелись совершенно уж седые волосы — в то время как окладистая борода было лишь чуть тронута серебром. Любивший простоту походной жизни, он и сейчас не изменял давним привычкам, отдавая предпочтение не парадным туалетам, а удобной одежде.
Канцлер, напротив, как всегда явился во дворец в кафтане, расшитом золотом и каменьями. На крутой груди, спускаясь на круглый живот, красовались тяжелые узорчатые цепи с орденами, коих председатель министров удостоился за долгие годы службы.
Не отставала от него и старшая фрейлина. Прочие придворные дамы не смели соревноваться с нею в роскоши нарядов.
— В общем, коротко говоря, ваше величество, собранного урожая зерна, овощей и прочих припасов должно хватить на две зимы, — подвел итог канцлер, вновь забирая банк себе.
— Это хорошо, — сказал король, со вздохом сгребая карты, тасуя колоду. — Лишь бы сохранить всё сумели... А что от Лорена, нет вестей? На прошлой неделе прислал сестрёнке записку, мол, жив-здоров. А отцу письмо написать недосуг! Где сам, чем занят, куда еще собирается — непонятно!
— Нет, ваше величество, его высочество пока не изволил о себе дать знать, — беззаботно откликнулась старшая фрейлина. — Однако насколько помню, принц решил изменить маршрут. Думаю, раньше весны его не дождемся. А то и раньше осени. Вы же знаете, ваше величество, эта молодежь... — она неопределенно покрутила рукой в воздухе. — Всё им надо путешествовать, везде побывать, мир посмотреть. А по мне — так и пусть, ума наберется. Пока государственными делами не обременен, можно и погулять по свету.
— Да что ж, сам такой был в молодые годы, — вздохнул король. — Только я тогда больше по военным походам разъезжал... Да, уж коли про войну вспомнили. Как там наш вояка Леопольд, взял свою крепость?
— Никак нет, ваше величество, — покачал головой канцлер.
— Сколько тянуть-то можно? — удивилась фрейлина.
— Герцог Эбер решил брать цитадель измором, — напомнил канцлер. — Ни к чему солдатами рисковать без необходимости. Раз весь порт взят, то крепость может и подождать. Горожане ведут себя доброжелательно, бунтов не устраивают. Провизию подвозим исправно. А упрямцы со своим султаном пускай зимуют, померзнут — а к весне, глядишь, сами ворота откроют.
— Ну как знает, ему видней, на то он и маршал, — согласился король, раздавая карты.
Слуга доложил о приходе герцогини Эбер.
— А вот и Изабелла! — воскликнул король. — Только мужа твоего вспоминали!
Герцогиня величественно вплыла в зал, с достоинством поклонилась королю. Ее сын следовал за ней безмолвной хмурой тенью.