Выбрать главу

Эта маска – волшебное изобретение тех безрассудных смельчаков, которые пару тысяч лет назад решили, что им надоело жить на земле, и поэтому ушли под воду. Но факты – вещь упрямая: на глубине нечем дышать, зато есть проблемы с давлением, сопротивлением, распространением звука… В общем, почти со всем.

Однако смельчаки были упрямыми в своей придури и очень умными, а потому изобрели хитрое устройство – маску, избавляющую от вышеперечисленных неудобств.

Сегодня мы называем подводных жителей блеснами. Есть тут, в Рамбле, и другие – рыбьеголовые, настоящие туземцы. Обе расы уживаются мирно: на праздничных открытках их всегда рисуют в обнимку.

– Вы спасли нас? – спросила я врача-блесна.

Он кивнул, не вдаваясь в подробности. Потом отошел в другой конец палаты и начал обрабатывать мои вещи… Я с любопытством следила за процессом.

В Рамбле интересно обращаются с теми предметами, которые мокнут в воде – бумажниками, книгами, одеждой и так далее. На них выпускают сухоняш – улиток-переростков, которые, ползая, оставляют за собой склизкий фосфоресцирующий след. Этот след – специальная мембрана, которая сохраняет предмет сухим. Или же помогает ему быстро высохнуть с минимальными потерями – как в нашем случае.

Дай улитке порезвиться на твоем вечернем платье – и можешь смело нырять в нем в бассейн, если градус вечеринки позволит.

Таких сухоняш блесны с успехом продают в сельские районы Асерина: там они очень высоко ценятся этнологами и странствующими целителями, которые, бывает, на много дней увязают в проливных дождях Туманного Нагорья…

С моей летягой сухоняша справилась быстро, а вот куртка Мелисандра заставила ее опасливо попятиться. Блесен критически посмотрел на улитку; потом взял куртку, похлопал по набитым карманам, заглянул в них, изумленно воскликнул и быстро вышел из палаты.

Тотчас двери снова распахнулись, и в помещение ворвался сам Мелисандр. С непривычки мне показалось, что на него напала медуза, которая подмяла лицо саусберийца и теперь пытается его сожрать. Громкий вопль, исторгнутый Кесом, только поддержал эту сюрреалистичную иллюзию.

Впрочем, это оказался вопль ликования.

– Мы живы, Ти! Мы живы! – буйно радовался Мел, тряся меня за плечи.

Я рассмеялась:

– Живы… Правда, я даже не успела сообразить обратного. Грохнулась в воду и обморок одновременно.

– Везучая! – завистливо выдохнул Кес, помогая мне подняться с койки. – А я еще побарахтался, поборолся за жизнь, что в условиях девятого, десятого и одиннадцатого вала было непросто… Как увидел акульи плавники рядом – все, думаю, кранты. Допрыгался. Кто твою-то смерть засвидетельствует, дурачина? Но плавники оказались фальшивыми. Их наши новые друзья присобачивают к подводным лодкам, как паруса, прикинь?

Вернулся блесен и начал педантично вводить мне какое-то лекарство под изгиб локтя. Шприц был настолько тонким, что я не почувствовала дискомфорта.

– Эх, Тинави! – продолжал радоваться Мел – теперь укол делали ему. – Как же здорово – жить! Жить на полную катушку!

Я рассеянно подняла брови, мол, и впрямь.

Мне стало как-то нехорошо…

Блесны переодели меня, и теперь длинная, в пол, перламутровая рубаха странно холодила кожу. Ее чешуйчатая ткань была как живая. Облизывала ноги прохладными язычками незнакомого материала, взбиралась вверх, стараясь потуже обтянуть шею.

Несмотря на маску, я не могла нормально дышать.

Кес еще что-то восторженно болтал, а я стала медленно оседать на пол. Удивительная ночнушка помогла приземлиться, насилу таща меня вниз. Блесен, отошедший в угол палаты, отвернулся и начал копаться в каких-то склянках.

– Мел… – прохрипела я. На этом силы кончились.

– Ты что с ней сделал, гаденыш?! – возопил саусбериец, увидев, что творится.

Но потом, закатив глаза, Мелисандр и сам стал падать – как древний каменный колосс, очень прямо, медленно, лицом вверх, снося к праховой бабушке прикроватную тумбу.

Мир вокруг меня заполнился всполохами разноцветных огней. Я снова выключилась.

«Что за день! – воскликнул бы Дахху. – Ну что за день!»

* * *

Помпезный зал стал следующим куском моей разбитой мозаики под названием «сегодня». Я очнулась и обнаружила себя на троне.

Ого! Вот это поворот!

Но «живая» больничная рубаха никуда не делась. Она стискивала меня с любовной страстью и не давала шевельнуться, намертво приклеив мои руки к подлокотникам, а позвоночник – к спинке. Я только и могла, что растерянно оглядываться.