— Вы мне не верите, — мрачно подытожил Эрик. — Но посудите сами, где тут логика! У меня жена, которую я люблю, и дочь, в которой я души не чаю…
— Сколько ей?
— Скоро три.
— А моя уже в третьем классе.
— У меня старуха мать, она мне очень дорога… У меня работа, квартира… Более того… Я знаю, что меня решили выдвинуть кандидатом в местные Советы… Насколько я понял, у этого южанина выманили восемьсот рублей… Это немало, мой трехмесячный оклад, но… Подумайте логически… Я всего третий или четвертый раз в милиции! Впервые попал сюда мальчишкой, потом — когда паспорт получал, и вот теперь…
— Я тоже когда-то думал, что моим сильнейшим оружием будет логика, а оказалось, нелогичного в преступлениях отнюдь не меньше. У самого счет в сберкассе, личная машина, а вымогает сторублевую взятку или крадет краски на пятьдесят рублей для дачи…
— Насмотрелись заграничных фильмов… Там за деньги каждый готов душу продать!
— Правильно! Садитесь, пять! Стефенсон изобрел паровоз, чтобы загрязнить атмосферу. Все хорошее идет с востока, а плохое — с запада. Логично то, что квартира скупщика краденого закрыта обитой железом дверью с парочкой французских замков — и все-таки его обворовывают, и нелогично, что честный во всем остальном человек покупает в подворотне сорванную с кого-то шапку и не только не чувствует угрызений совести, но даже рад своей дешевой покупке. Я столько раз разочаровывался в логике, что теперь верю одним лишь фактам. А факты говорят не в вашу пользу, Гражданин Мнацоканов утверждает, что это вы его обжулили, сторож стройплощадки Берданбело показывает, что это вы подкупили его десяткой, а вы не можете противопоставить ни одного достаточно серьезного аргумента.
— Они все заодно! Они хотят выжать из меня деньги. Этот южанин мне в глаза сказал: гони деньги и гуляй себе на здоровье.
— Будете вы гулять или не будете, это от гражданина Мнацоканова не зависит. — Следователь быстрым движением выдвинул верхний ящик стола и положил перед Эриком отпечатанный типографским способом лист среднего формата. — Случаем не знакомы с этим гражданином?
Если бы Даугава внезапно вышла из берегов и начался потоп или Бастионная горка вдруг превратилась в действующий вулкан — вряд ли это поразило бы Эрика сильнее.
— Моя фотография… Это я… — шептал он. Губы вмиг пересохли. А взгляд запрыгал по крупно набранным строчкам:
«Разыскивается преступник… Рост около 182 см, манера говорить интеллигентная, глаза голубые, волосы темные, слегка курчавые…»
— И рост точно… Как раз метр восемьдесят два… — прошептал Эрик, затем с мольбой взглянул на Дауку, как если бы тот мог что-либо изменить в его пользу.
— Может, напишете объяснительную заново? Есть еще такая возможность.
— Кто вам дал мою фотографию?
— Это не фотография, а рисунок по фотороботу. На основе словесных показаний гражданина Мнацоканова, сторожа Берданбело и того водителя такси, который возил преступника и Мнацоканова по Риге. К сожалению, таксист заболел и в опознании принять участие не смог.
— Я видел, как такие рисунки делают… В кино… — непонятно почему взялся объяснять Эрик. — Подбирают разные части лица…
— Этот очень удачный.
— Я впервые попал в такое положение: наверно, мне трудно будет доказать свою невиновность, но…
— Вы не должны доказывать свою невиновность, я должен доказать вашу вину. Полагаю, что сумею это сделать. Даю вам последний шанс изменить показания. К тем, кто признает свою вину, суд относится мягче.
— Мне оставаться здесь? Или меня тут же арестуют? — встав, спросил Эрик с чувством собственного достоинства. С растерянностью он уже справился. — Надеюсь, вы быстро найдете настоящего виновника.
Харий Даука колебался. Предъявить Вецберзу конкретное обвинение или нет? Будь в биографии парня хоть одно темное пятно, он ни минуты бы не сомневался.
Нет, никуда он не денется, решил наконец следователь. Найду, когда понадобится…
— Можете быть свободны, — сказал Даука.
— Надеюсь, меня отвезут назад. Ведь без шапки и пальто я не могу ехать автобусом.
— Странный вы человек. Другой на вашем месте бросился бы отсюда сломя голову, а вы еще требуете карету. Ах да, — иронически добавил Харий, — на вас абсолютно нет вины, я совсем запамятовал… — Он набрал номер. — Мне дежурного…
Эрик молчал мрачно и решительно.
— В следующий раз так не поступайте, — сказал следователь, ожидая, пока дежурный возьмет трубку. Он чувствовал невероятную усталость. Это все из-за Айги. Врачи не обнадеживали: никаких изменений, а это значит, нет изменений к лучшему. — Мне, может, легче доставить вас в надежное место, чем раздобыть транспорт, чтобы отвезти обратно на завод.
— Меня это не интересует. Я к вам в гости не напрашивался.
— Лучше бы помолчали. — И в трубку: — Мне тут одного на «Варавиксне» подбросить. Ничего, он подождет, пока кто-нибудь поедет в ту сторону…
Эрик оставил кабинет, не сказав ни «до свидания», ни «прощайте».
Эти листки с фотографией где-то вывешены, с ужасом подумал он, входя на территорию завода.
По цехам уже ходили слухи, распускал их Витольд.
— Моя вытрезвиловка этому чистоплюю боком выйдет! Со мной по-хорошему — и я ничего, а кто на меня — берегись! У меня везде свои люди.
Разгадка была на редкость простой: у рынка, недалеко от вытрезвителя, находилась информационная витрина, где вывешивались фотографии объявленных к розыску преступников. Вечером Витольд случайно взглянул на нее и увидел своего врага, а утром позвонил в милицию и назвал фамилию и место работы разыскиваемого.