Выбрать главу

— А я знаю, кто это ломится среди ночи?

— Какая ночь, люди уже на работу встают. Ты-то где работаешь?

— Вагоны мою. Но сейчас на бюллетене, простыла.

— Покажи больничный!

Женщина отвернулась и стала шарить в секретере.

Ассоциаций с итальянскими фильмами комната не вызывала, но и запущенной ее нельзя было назвать, хотя косметический ремонт все же требовался. Здесь явно не хватало мужской руки. Купленная когда-то дорогая темная стенка успела расшататься, дверца шкафа держалась на одной петле, но следов ночных попоек не было видно.

Харий нарочно оставил наружные двери открытыми и прошел с Беллой и майором в комнату. Если кто и прячется на кухне или в туалете, более благоприятного момента, чтобы дать деру, ему не дождаться. Тут он и наткнется на парней из опергруппы, поджидающих во дворе.

Белла подала майору голубой больничный листок. Взглянув на дату, он вернул его.

— А сестра? — участковый кивнул в сторону соседней комнаты.

— У ее сына сыпь.

— Постучись, я хочу посмотреть.

— Она знает, кто пришел. — Белла отворила дверь и зажгла свет.

На широкой постели лежала женщина постарше и с нею мальчонка с красноватыми пятнами на лице. Нет, ни та, ни другая не прогуливались по рынку с бриллиантами в ушах, сопровождая плута из плутов, смуглые кавказцы ту даму описывали совсем иначе.

Майор ловко опустился на колено и заглянул под кровать. Белла презрительно фыркнула, майор покраснел и сказал:

— Я твоего старика вспомнил, который под кровать забрался, а выбраться не смог. Подумал, может, и сейчас кому надо помочь. Он больше не приходит? Открой-ка заодно шкаф!

Белла открыла шкаф — и там никого.

Все трое вернулись в прихожую, сестра Беллы с мальчиком остались в кровати.

У майора было неспокойно на душе, он обошел остальные помещения, но ничего не нашел.

— Когда ты увидишь Виктора? — внезапно спросил он.

— Какого Виктора?

— Ты знаешь, о ком я спрашиваю.

— Вазова-Войского?

— Да, да… Шило.

— Об этом жуке слышать ничего не хочу!

— Зато мы хотим. Мой коллега прямо жаждет с ним повстречаться. Ведь он у тебя живет, так?

— Жил! Когда отсидел свое, куда ему было податься, вот я его и приютила. Как-никак старая любовь. Приняла, откармливала, как бычка, а он стащил мое барахло и смылся.

— Заявление в милицию написала?

— Ничего я не написала и писать не буду. Пусть подавится!

— Ты все-таки скажи, где его искать.

— Оставьте вы меня в покое… Я за ним по пятам не хожу, за этим идиотом!

— Ты, Белла, голос не повышай, а то ведь я могу и рассердиться.

— Идите к цыганам, там он! — вдруг крикнула из другой комнаты сестра.

В машине майор потер заспанные глаза и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— Ну что я могу с ними поделать? Ничего. Скандалов не устраивают, приводят из кабачка старичков малахольных, те во всем слушаются и ведут себя спокойно. Молодые, цветущие бабы, а сами себя губят. И неглупые, небось понимают, что вечно так продолжаться не может. Мойщицы вагонов с лакированными ноготками! Хороши! Поработают пару недель — и ищи-свищи! Им бы приличному ремеслу обучиться, тогда, может, и встали бы на ноги.

Машина тем временем выехала из квартала и повернула на широкую асфальтированную улицу, параллельную железной дороге.

— Езжай прямо, — сказал майор. — Путь неблизкий.

— Что это она молола о старой любви?

— Чепуха, — махнул рукой майор. — Белла, может, и была для него первой любовью, но никак не наоборот. Во всяком случае, так мне дворничиха рассказывала. Еще когда Виктора в первый раз арестовали. Ей, в свою очередь, поведала мать Виктора. Мамаши, известно, всегда найдут романтическую причину. Краденые денежки он спускал на пару с Беллой, ей все было мало, все грозилась уйти к другому. Ездили кутить в Таллинн, в Ленинград. Подростка ночами нет дома, а мамочка молчит, как заговорщик. Вот и домолчалась до инфаркта.

Между улицей и железнодорожным полотном стоял не огражденный забором розовый дом в два этажа, перед ним выстроился ряд дровяных сарайчиков, темнела чугунная водокачка.

— И этот у меня вот где! — проговорил майор, вылезая из машины. — Все жильцы вроде работают, а на самом деле шляются по Центральному рынку, спекулируют.

— Когда-то тут пасся конь рыжей масти.

— Это давно было. Когда в доме одни цыгане жили.

— А теперь?

— Теперь всякий народ, но все равно гляди в оба. Все время что-нибудь случается. Весной четверых посадили за изнасилование.

Решили, что и на этот раз наверх пойдут вдвоем, а оставшиеся в машине последят, чтобы из дома никто не удрал.

За дверьми был облупленный, грязный коридор с квартирами по обе стороны. Где-то хныкал ребенок, на него покрикивала мать.

— Здесь… Только осторожно, не споткнитесь.

На второй этаж вела крутая скрипучая лестница без перил, со сбитыми ступеньками.

— Как в бочке… Держитесь рукой за стенку, — наставлял майор.

В дальнем конце коридора тускло светилось окно, на дворе светало.

Все же номеров квартир было не разглядеть, и майор принялся считать двери.

— Кажется, тут, — проворчал он и постучался.

Дверь открыли сразу, и Харий увидел женщину, кутающуюся во фланелевый халат. В лицо пахнуло теплым смрадом.

— Доброе утро!

— Доброе… — ответила женщина. Взгляд у нее был робкий и пугливый. Видно, утренние и вечерние визиты милиции были ей не в диковинку, казалось, она уже смирилась с очередной потерей.

— Виктор дома?

— Он спит.

Харий с майором прошли на кухню. Половину ее занимала плита, на которой стояла сковорода с недоеденной вечером картошкой. Стены пропитались дымом и кухонными запахами.

Майор, ничего не спрашивая, миновал кухню, нащупал у косяка выключатель. Комнату залил белый свет, лампочка была без абажура и очень яркая.