Возбужденный и раскрасневшийся, он взлетел по узкой лестнице на четвертый этаж и постучался. В полупустом чемодане булькали две бутылки шампанского и коньяк, а в руке он держал аккуратно завернутый букет кроваво-красных роз: они приводили Беллу в восторг. Розы он купил с рук, цветы сожрали едва ли не половину оставшихся у него денег.
Открыла ее сестра, она ему нисколько не удивилась. Виктора это задело: будто он выходил на минутку в гастроном за спичками.
— Белла говорила, что ты вот-вот заявишься, — пояснила женщина. — Чемодан можешь оставить.
— А сама она где? — Виктор был неприятно удивлен. И что за тон… Впрочем, они всегда не переваривали друг друга.
— Белла завербовалась в какую-то киногруппу и будет только в субботу.
В комнате все как прежде. Если не приглядываться, то мебель кажется совершенно новой.
— Знала ведь, что я буду! — с упреком воскликнул Виктор.
— Наверно, решила, что хватит. — Беллина сестра визгливо рассмеялась. Ее радовало все, что досаждало Виктору.
Возбуждение его не оставляло.
Они похожи, помимо воли молнией мелькнуло в его голове.
— Ну, ты… Чего уставился, как бык… Возьми, за чем прискакал, и проваливай. Ко мне сейчас придет дружок, и я не хочу, чтобы он тебя видел. Еще подумает бог знает что.
— Послушай, женщина! — Он попытался схватить ее за руку, но она ловко увернулась.
— Отвяжись, болван! Скажу Белле! Не хватало мне еще с тобой путаться, у меня, знаешь, принципы.
Упоминание о Белле слегка охладило Виктора.
Он достал из шкафа свои фирменные, в обтяжку, джинсы и стал рыться в поисках джемпера, который когда-то сидел на нем как влитой.
— Не переворачивай все вверх дном!
— Где мой полосатый джемпер?
— Кажется, стащили.
— Как это?
— Стащили, и все… Нас ведь обокрали. Прошлой зимой. Сначала думали на Вовку, но оказалось — не он. Кто-то из своих, это уж точно. По ночам у меня сынишка дома, а тут как раз отослала его на пару недель к матери. Мы спокойно себе сидим в «Русе», в баре за канатами, и потягиваем коктейль. А они тут пошуровали. И когда уходили, еще закрыли на ключ, гады! Всю фирму взяли. Пришлось ставить второй замок.
— А почему мои джинсы не взяли? — воскликнул Виктор, чтобы уличить ее во лжи. Он уже почувствовал приближение беды. Над его головой сгущаются тучи.
— Теперь в таких не ходят, теперь вельвет носят.
— А т е в е щ и тоже сперли?
— Конечно. Правда, кое-что Белла, кажется, отнесла к матери.
— Но ведь т е в е щ и были спрятаны! Я сам прятал!
— Тут спрячешь! Сколько ни прячь, все как на ладони. Загнать надо было, когда у Беллы имелся покупатель, сейчас законные башли лежали бы на книжке.
— Как же, вам с сестрой только и доверить деньги! — Он рассвирепел и начал кричать: — Решили сделать из меня дурака! Не выйдет номер!
— Дурак и есть дурак!
— Милицию вызывали? — спросил он тише, но голос его по-прежнему дрожал от злости и подозрения.
— А как же! Приехали, посмотрели и уехали.
— И что?
— Сказали, что, по их мнению, вор был один.
Как ни смешно, он принялся ругать угрозыск за плохую работу, словно был в полном смысле жертвой ограбления. Словно пропавшее добро он не награбил, а приобрел за годы честного труда. На голову милиции посыпались проклятия одно хлестче другого. По правде говоря, ему бы радоваться, что не нашли т е в е щ и, — ведь среди них было несколько фарфоровых ваз из квартиры, за кражу которой он избежал наказания.
— Мы на Вовку думали, решили, он навел: вначале был с нами в баре, а потом куда-то исчез. Оказалось, по Ритке соскучился.
— Этот может. Точно, Вовка! Правда, никто ему о т е х в е щ а х не говорил, но пронюхать он мог.
— Твое барахло нам дорого обошлось. Если сосчитать, у меня одной сотни на три унесли.
— Три сотни! У меня несколько тысяч пропало! Даже больше! — Подсчитывая в колонии ценность спрятанных вещей и зная о повышении цен на изделия из серебра и хрусталя, он лишь самую малость надбавил к прежней стоимости.
— Те серьги, которые ты Белле подарил, в тот вечер тоже были дома.
— Завтра же Вовке придется идти к протезисту жернова вставлять. Все до одного!
— Так он тебе и дался. И потом, что это изменит? Надеешься от него назад получить? Успокойся, он давно все спустил и клянчит на кружку пива. И вообще… кто же мне сказал… будто он опять в зоне. Но, может, брешут.
Два коротких звонка. Женщина бросила на Виктора полный досады взгляд и пошла открывать.
У вошедшего была аккуратная лысинка, мягкие, ухоженные руки.
— Я шофера не отпустил… Может, поужинаем в «Сените»? Какая нужда торчать в Риге? — сказал он еще с порога.
— С удовольствием. Страшно проголодалась. — Ишь как разулыбалась, разговаривая с этим наодеколоненным старичком. — Я сейчас…
При виде Виктора посетитель нахмурился. Он был из тех, кто платит щедрой рукой, требуя взамен чуть ли не настоящей любви и уж во всяком случае полной верности, чтобы застраховаться от дурной болезни.
— Это к Белле… Зашел оставить чемодан… — забеспокоилась она. — Не забудьте, пожалуйста, свои цветы! — и подала Виктору неразвернутый букет.
— Добрый вечер! — Старик сухо кивнул, чтобы не показаться невежливым. Но тут его взгляд упал на джинсы, переброшенные через спинку стула.
Хозяйка гневно посмотрела на Виктора и кинула джинсы в шкаф.
— Чемоданчик можете оставить, а остальное улаживайте с Беллой сами. Мне ваши дела ни к чему.
— До свидания! — коротко сказал мужчина, как только они втроем вышли на лестничную клетку: мол, разговор окончен, топайте вниз.