— Ворвался! Что, это был вонючий старик?
— Маловероятно. Должно быть, то был великий волшебник. Действительно великий! А теперь случилось кое-что еще…
— Что именно?
— Твой отец стал… немного странным.
— Я не хочу говорить о нем. Особенно после того, что он заставил меня вынести сегодня. — Эти сдавленные вопли, ужасные крики, исполненные боли… И когда один голос умолкал, его тут же сменял другой…
— Мы не знаем, к кому обратиться, — произнесло третье лицо Призрака, почти прозрачное, так что было невозможно разобрать черты. Смутные очертания пальцев коснулись стекла. — Кроме него мы можем разговаривать только с тобой. За другими мы иногда… наблюдаем. Вот и все. Наблюдаем.
Азиель опустилась на край постели:
— Можешь войти в зеркало, если пожелаешь. Это окно не слишком чистое.
— Нет! Куда легче бежать из окна, если придется торопиться.
— Но куда тебе может понадобиться так спешить? Ты все время чего-то боишься! Что произошло с моим отцом?
— Он…
Лица Призрака придвинулись друг к другу и энергично зашептались, но девушка ничего не разобрала.
— Мне ты можешь рассказать без страха, — произнесла она, проводя костяным гребнем по своим длинным черным волосам. — Это ведь не я доношу на тебя.
Лицо с пустыми глазницами сморщилось, словно собираясь заплакать, на остальных появилось выражение глубокой боли.
— Нам жаль, Азиель. Но это было давно. Неужели ты до сих пор не простила нас?
Она помолчала, решив немного помучить Призрака.
— Хорошо, я скажу: да, я простила. Я знаю, что ты не можешь лгать ему. И рада, что ты пришел. Я бы хотела видеть тебя чаще.
— Почему ты не плакала сегодня, Азиель?
Вопли, доносившиеся из соседней комнаты, снова эхом зазвенели в ее ушах. Она бросила в Призрака гребень. Металлическая ручка ударилась о стекло, разбив его. В самом большом осколке, упавшем на пол, засуетились два лица, борясь за наиболее выгодную позицию. Выиграл череп.
— Нам жаль. Ты плачешь! Нам жаль, Азиель. Мы просто…
— Какое тебе дело, пою я для него или нет? Зачем напоминать мне об этом? Ты же сам говорил, как вам жаль, что мне приходится делать это каждый день!
— Так и есть! Так и есть!
Девушка вытерла глаза и нос.
— Сегодня было еще хуже, чем когда я заболела и потеряла голос или когда тот старик… — Она поспешно прикусила язык, не рискнув рассказать Призраку о таинственном посетителе, чьего возвращения она втайне желала. — Это ужасно. Эти звуки, крики… Ужасно. Что они делают там с людьми? И нянюшка все время стояла у двери, говоря гадкие вещи, впрочем, как обычно…
— Нам жаль, что он заставляет тебя плакать для него, честное слово, — повторил Призрак. — Но он должен отыскать в тебе нечто, причиняющее ему беспокойство, и заставить тебя навсегда расстаться с этим. Вот почему он делает это. Неужели ты не понимаешь? Та часть тебя, которая заставляет желать остановить их, не дать им совершить все эти жуткие вещи, спасти чужую жизнь. Именно она его беспокоит. Вот от чего ты должна избавиться.
— Ты уже и раньше говорил мне об этом, но я по-прежнему ничего не понимаю. Не думаю, впрочем, что я хочу это понять.
— Азиель, мы пришли, чтобы сказать тебе…
Она бросилась на постель, прижавшись лицом к одеялу, чтобы Призрак не мог разобрать ни слова, сказанного искаженным от рыданий голосом:
— Сегодня и вчера. Маленький голосок внутри меня просто сказал: «Не сегодня! Не делай этого, что бы ни случилось. Виноват он, а не ты». И я молчала. Я затаила чувства внутри, закусила рукав и притворилась, что за стеной убивают животных для кухни. Прямо как вчера. Но я не знаю, что буду делать, если они начнут то же самое завтра. Я просто не знаю…
— Мы пришли сказать тебе, что сегодня был последний день. Так сказал By, велел твоей нянюшке и охранникам прекратить. Мы слышали их беседу. О, как он перепугал их! Азиель, он считает, что ты сделала это.
— Что сделала? — буркнула девушка, не поднимаясь с постели.
— Избавилась от милосердия. От той части себя, которая так мешала ему. Азиель! Он думает, что ты наконец научилась.
— Чему научилась?
— Быть такой, как он, не похожей на… на его подданных. Разве ты не понимаешь, что все это время он желал твоего молчания? Не важно, что происходит за стеной. Он хотел, чтобы ты слышала крики и позволила мучить других людей. Специально. Он знал, что однажды не услышит криков из твоего окна, и это может означать только одно: ты это сделала!