– А я за ним следил, – совсем по-детски похвастался Семаргл, – Мне ещё тогда, в позапрошлом гриде86 донесли самое важное. С тех пор и жду. Смертельное заклятие начинается со слов: «Non nobis solum, sed omnibus…»87. И если бы блаженный только начал…
Я глухо застонал, представив даже его текущие, ограниченные незрелым возрастом, возможности. Он бы вообще тут всех положил бы в радиусе сотен лиг, оставшись на острове в гордом одиночестве, но донельзя довольный свершившимся собственноручным правосудием. Такое надо пресекать на корню или срочно всё бросать и начинать снова одиноко скитаться в поисках спокойных мест. Но, вспомнив о своей многочисленной повадной88 дружине с наследоком89, решился и позволил себе резко перебить разошедшегося ёрника90:
– Прямо сейчас отправлюсь.
– Вот речь не мальчика, но мужа91! – весьма двусмысленно провозгласил он, – Там я наказал подготовить тебе нужных разносолов, – он захихикал, – Или непорочной невестой перед дорогой закусишь?
Я молча развернулся, подцепил уже ставший ненужным дорожный уклад, и направился в замковый подземный кладезь92 выбирать годную справу93 в дорогу.
Прыжок с верхней галереи замка всегда вызывал лютый страх, который я постарался скрыть за бравадой94 перед челядью95, испуганно жавшейся к каменным стенам. Никак и ничем не могу изгнать ярких воспоминаний, как давным-давно развеселые греки меня, в шар скрученного бронзовыми цепями, забросили специально разработанным палинтоном96 далеко в море, или как совсем недавно в заснеженной Московии, раскачав, скинули с колокольни на выставленные квадратом разномастные пики и бердыши97 стрельцов98, ревущих от восторга.
В последний раз внимательно осмотрел на отсутствие прорех свою «вершникову милоть»99 из крепких шкур дронтов-отшельников100, подёргал потемневшие от времени медные застёжки, уделив особое внимание ножным, и, не оборачиваясь, шагнул в пустоту. Всё внутри сжалось от ожидания неизбежного, а охвативший ужас заполошно101 требовал каких-то немедленных действий, но я всё же сумел заставить себя опустить голову вниз и перевести тело в строго вертикальное падение. Когда до камней осталось не более дюжины пядей102, я резко раскинул руки и ноги, полностью расправляя милоть, изогнулся и почувствовал зельный103 удар воздуха по всему телу. Милоть горбом вздулась за спиной и меня резко подкинуло вверх где я, непроизвольно издав торжествующий вопль, стал лавировать, лихорадочно реагируя на перемежающиеся слои тёплых и холодных воздушных струй.
Только после нескольких нервно прожитых частей104 я смог уловить нужное течение, несущее меня в направлении к Бургу. Сердце унялось и тело, наконец, стало послушно только влиятельной воле эфирного потока. Я расслабился, пошире раскрыл зрачки и стал с интересом разглядывать проносящийся понизу ночной пейзаж105. Часы полёта пролетали незаметно.
Бург завиделся издалека благодаря колеблющемуся свету немногочисленных факелов, установленных на развилках крепостной стены и вокруг проездной башни, от которой через ров был устроен немалый разводной мост. На холме неприступной островерхой скалой с несколькими блуждающими огоньками выделялся сам замок с высокой собственной защитной стеной.
– Прямо куда нам надобно. Моё нелюбие106 там и начнётся, – встряхнул я себя и зашептал заговор на отвод глаз.
Осталось проверить требен107 ли мне именно сейчас переход в боевую ипостась108. Ибо не любо и не годно мне это состояние. Сознание всё в багровом мареве меркнет, наваливается буесть109, а потом вдруг разом очнешься среди бесцельно попорченной крови вперемежку с рваными ошмётками и требухой по колено, а дрожащее малое число полонённых110 несёт только несусветные небылицы о минувшей сече. Всё тело угнетает долгий отход, а добивает зачинающийся всеобщий глум111, когда каждый встречный норовит достать тебя настойчивым: «Деяти ли детель?»112. А ты упорно делаешь вид, что всё так и было изначально задумано. Сице113 сгинул Перун114 – от множества ран на поле остывающем одиноко угас, но перед этим лютой смерти предал всех ворогов южных, а заодно, в пылу битвы, и всю свою дружину положил с малыми обозами. И в неком ему оказалось возродиться к девятому дню. Так и остался он в памяти недолгой как Евпатий Неистовый115 с любимым девизом из своей другой жизни: «Мёртвые сраму не имут»116.