С опаской открывает глаза. Потолок пуст, а там, где было лицо Полины, желтеет обыкновенный сучок... Сучки были толстые у матицы, узор с пол-ладошки. Если смотреть долго, чего только не привидится с похмелья — так мысленно успокаивал себя Комаров, но где-то в глубине сознания зрело опасение: а с похмелья ли?
Иван Комаров когда-то и правда был Ваней Сысоевым. Рос без отца, который жил где-то далеко в Донбассе. От него приходили письма, деньги. Этим переводам маленький Ваня радовался даже больше, чем его мать, и не только потому, что на эти деньги ему покупали разные лакомства, а потому, что он мог потом угостить в школе своих приятелей, обязательно сказав при этом: «Вот папа прислал. И не в тюрьме он вовсе. Оттуда ни денег, ни гостинцев не присылают, сами знаете. Он шахтер, уголь добывает. Приедет вот, привезет много-много денег...»
Между детьми всякое бывает: то играют вместе, даже угощают друг друга, то повздорят, бывает, что тумаков друг другу надают, и обязательно дразнятся, да так, чтобы пообидней было, за живое задело. В такие минуты маленький Ваня не раз слышал: кулацкий сын, арестантский сын, вражий сын.
Мальчик понимал: так называют его за отца. Но мама говорит, что враги должны быть в тюрьме. А в тюрьме деньги заключенным не платят. «Отец не в тюрьме, — объясняла мама, — он работает, добывает уголь». Это могут делать только здоровые, сильные люди. Вот так-то! Потом отец, Макар Демидович, вернулся. На нем новые кирзовые сапоги, городской костюм и черная шляпа, на руке перекинут защитного цвета плащ-дождевик. Целая котомка набита гостинцами: калачами, пряниками, конфетами, баранками, булками. В чемодане оказались подарки маме и Ване, наряды разные. В деревне ни у кого не было коротеньких красивых штанишек с лямками через плечи, а у Вани появились. Появились также носки, сандалии, фуражка... Вот эти вещи и удивили маленькую Полину: твой папа вернулся, теперь он не кулак, не враг? А приятели-мальчишки, завидуя, наверное, чаще стали звать его кулацким и вражьим сыном. Отец его успокаивал, объяснял, ласково поглаживая по голове: «Ты, сынок, их не слушай, твой папа не враг и никогда врагом не был. Вырастешь, поймешь...»
На это и надеялись, но разбираться пришлось раньше. Однажды поздним вечером возле их избы остановился тарантас. Двое мужчин забрали отца и куда-то увезли. Заплаканная мать ничего не могла объяснить Ване, а он, чтобы избежать расспросов ребят, несколько дней не выходил на улицу. Тем временем отец снова вернулся... Вернулся и, забрав с собой жену и сына, навсегда уехал из деревни.
Нескончаемая, казалось, дорога привела их на север, в тундру. Здесь они начали жить в строящемся новом поселке. Отец стал работать плотником, мать — на подсобной работе. Тундра поразила Ваню — лето короткое, местность в основном болотистая, различной мошкары столько, что невозможно рот открыть — тотчас будет полным. Зимой лучше — безбрежные белые просторы, мороз, но терпимый. Люди все в меховых одеждах и варежки носят, как дети, на пропущенной в рукава тесемке, висящей на шее. Вместо лошадей в сани запрягают оленей и собак.
Много приезжих. Кто захотел подработать, а кого, как Ваниного отца, выслали насильно. Народ разный, многих национальностей, разговаривают на разных языках. И у Вани — в семье язык удмуртский, на улице и в школе — русский.
В поселке Ваня учился до седьмого класса. Потом встал рядом с отцом с топором, по вечерам помогал ему складывать печи (это называлось «калымить»). На калымные деньги частенько устраивали застолья, и Ивану тоже наливали наравне со взрослыми.
Однажды Макар Сысоев собрал несколько калымщиков у себя, чтобы отметить очередную печь. Видно, принял лишнего, опьянел. Тыкая пальцем в собутыльников, которые громко кричали, перебивая друг друга и пытаясь даже что-то петь, Макар говорил сыну:
— Как думаешь, Ванька, кто они нам? Родственники какие? Как бы не так. Они нам не родня, не соседи, они осужденные! — затем почти про себя добавил: — Осужденные без суда и следствия, высланные без приговора. Вот кто они такие, наши друзья.
Ваня и до этого уже слышал разговоры в семье по поводу их высылки. Как он понял, отца считали ненадежным: раскулачен и во время войны побывал в плену.
Еще в годы коллективизации, когда создавали колхоз в Шарипе, братья Сысоевы Демид и Полом попали в историю. Была у них кузница. Стояла у большой дороги. Братья подвизались в основном на ремонтных работах, чинили телеги, ставили на колеса железные шины, ковали лошадей. Работы уйма: другой дороги поблизости не было — все перевозки шли по большаку. Иногда братья работали и по ночам. Зато завелись деньги, братья стали богатеть, расширять хозяйство. Это не забыли на колхозном сходе. Когда решали кого раскулачивать, кто-то крикнул:
— Сысоевых Демида с Поломом забыли. Кулаки они, в Сибирь их!
Но многие за них заступились: какие, мол, они кулаки — все, что имеют, своим трудом добыто, работников не держат. Так и хотели порешить, но тут Гала Митрей вдруг ляпнул, вроде даже в шутку:
— Как так: все своими руками делают, а железо откуда берут, гвозди, подковы? Не знаете, как они все это достают? То-то! Да у них даже куры на чужом добре свой интерес имеют. Наш огород начисто расклевали, все сничтожили. Выслать!
Хоть народ и посмеялся тогда его словам, но все же решили Сысоевых раскулачить и выслать. Так братья оказались в Сибири. Сын Демида Макар вырос там. Только перед войной возвратился домой вместе с отцом. Женился. Поставили просторный шестистенный дом, но пожили в нем недолго. Макара призвали в армию и отправили на фронт. Там он попал в плен. После освобождения работал в Донбассе на шахте. Когда вернулся в родные места, узнал о смерти отца. Вскоре похоронил и мать. Стал работать в селе бригадиром. Председателем колхоза был сын того самого Гала Митрея Николай Ившин. Из-за сильных дождей осенью не могли ни жать, ни молотить, поэтому колхоз задержался с посевом ржи. Не зная, как выйти из положения, Макар Сысоев попросил у одного тракториста взаймы прошлогоднюю рожь (механизаторы, работающие в МТС, не жили без хлеба, как колхозники) и посеял. С председателем договорился, но кто-то, видно, успел донести, обоих вызвали в районное управление НКВД. Там каждого допросили, взяли письменное объяснение. В результате Сысоева выслали на Север. Решили, что он, кулацкий сын, побывавший в плену, занимался вредительством — сеял-де несортовую рожь, чтобы оставить колхоз без хлеба. А председатель, сын бедняка, тут не при чем. Так Макар Сысоев стал врагом народа.
Ваня знал об этой истории. Но в ту памятную гулянку подвыпивший отец объяснил все несколько иначе.
— Тебе, сынок, хорошо бы вернуться в родные края, но, боюсь, не сможешь жить из-за Ившиных. По их милости нас, как кулаков, выслали в Сибирь. А теперь — на Север загнали. Теперь уж до меня дошло — это он, Миколай, сам донес в органы, что посеяли старыми семенами... Сам! Продал, гад! Нарочно, чтобы меня выслали... Зная, что сделал нам отец, видно, боялся жить рядом с нами, мести боялся. Теперь, если ты приедешь, снова будет бояться, еще что-нибудь придумает... А домой ох как вернуться хочется. Но там — Ившины...
Так ли это на самом деле или нет, Ваня не задумывался. Мало ли что наговорит нетрезвый отец. И мать опровергла:
— Не болтай что не надо, Макар, иди лучше спать, может, во сне очутишься в родных краях, может, встретишься с Миколаем и договоритесь как... — Она уже привыкла к таким разговорам. Не в первый раз заводил их в подпитии отец.
Вскоре Иван ушел в армию. Его направили на китайскую границу. Как раз в это время внезапно умерла мать. Иван на похоронах не был — не получил извещение. Видимо, отец, топя горе в водке, не удосужился послать телеграмму. Когда Иван вернулся из армии, у них в семье кое-что изменилось. Оказалось, что полгода как отец женился. В жены взял ненку Лену Ненянг[3], еще не старую вдову, жившую по соседству. Кроме того, он сменил работу: перешел плотником в бригаду шабашников, а по вечерам ходил выполнять многочисленные заказы по ремонту и перекладке печей. Зарабатывал много, поэтому гуляли каждый день. Быстро приобщился к такой жизни и Иван.