Шло время, и все сильнее тосковал Макар Сысоев по родной стороне. На каждом застолье поднимал стакан за далекую удмуртскую деревню Шарип, а напившись, плакал от воспоминаний. Однажды вечером, когда никого у них не было, во время ужина без хмельного сказал сыну серьезно:
— Решил я твердо. Возвращаемся домой. Не могу здесь больше. Достроим вот этот дом, и шабаш! Поедем в наш Шарип... Сколько можно скитаться, да и тебе нужно семьей обзавестись. А жену искать лучше среди своего народа.
Когда закончили работу и получили расчет, Макар собрал у себя бригаду. Обмывали заработок и предстоящий отъезд. И, как это часто бывает в таких компаниях, вдруг разгорелась ссора, причину которой никто толком и не знал. Иван не успел и глазом моргнуть, как началась драка. В ход пошли тарелки, стулья, а потом раздался крик Макара:
— Ва-ня-я! Спасай, уби-ва-ют.
Иван кинулся на крик и увидел, что сбитый с ног отец пытается подняться, а над его головой занесен острый плотницкий топор. В последний момент успел Иван отбить в сторону руку с топором. Удар, предназначенный Макару Сысоеву, получил кто-то из стоящих рядом с ним мужчин. Зарубленный мешком свалился на пол.
Драка тут же прекратилась. Дело не шуточное. Убийство.
— Кто виноват? Кто ударил?
— Все виноваты, всех заметут за это. Сейчас концы в воду, и молчок. Вынести его, спрятать в снегу, и дело в сторону.
Быстро нашли мешок, затолкали туда труп и вынесли из дома. Иван шел со всеми, ничего не соображая, в каком-то оцепенении. За поселком среди густого кустарника остановились. Мешок бросили в канаву и закидали снегом. Все молчали. Молча пожали руки Сысоевым, прощаясь с ними, и разошлись. Иван с отцом потихоньку от Лены прихватили собранные заранее вещи, торопливо двинулись к большаку. Нужно было добраться до станции.
Сначала им повезло. На буровую в Харалпур шла машина геологов, а это было почти по пути. До буровой доехали хорошо, но там застряли — никакого попутного транспорта больше не было. Тогда решили идти на станцию пешком. По дороге началась метель, перешедшая в буран. Он-то и доконал Макара Сысоева, который после всех передряг быстро терял силы. Наконец он упал в снег и, несмотря на все усилия Ивана, подняться уже не смог.
В отчаянии Иван решил тащить отца на себе, но тот отрицательно затряс головой и еле слышно сказал:
— Не дойду я уже до дому, видно, сынок. И до Миколая уже не дойду... Сказал бы я ему... Из-за него... Мать умерла на чужбине. И я вот теперь... Один ты остаешься, Иван. Тебе жить, тебе и долги за прошлое собирать. Это моя последняя воля. Исполни...
Сняв шапку, Иван молча стоял и смотрел, как падают снежинки на отцовское лицо, падают и не тают. Значит, конец. Сначала он хотел донести тело до станции, как-то похоронить, но почувствовал, что не сможет этого сделать в такой буран. Видно, суждено Макару Демидовичу найти покой здесь на чужбине, в снежной могиле, как это принято у коренных жителей тундры.
Иван огляделся. Невдалеке чернел мелкий кустарник. Хорошо, что топор всегда с собой у плотника. Проваливаясь по пояс в снег, Иван добрался до кустарника, нарубил веток и разгреб среди кустов яму. Обложенная ветками, эта яма и стала могилой его отца. Когда работа была закончена, Иван с шапкой в руках, давясь слезами, низко поклонился небольшому снежному холмику:
— Прощай, отец! Спи спокойно! Прости, что так хороню тебя, не могу по-иному. Навсегда запомню и выполню твою последнюю волю. Все исполню...
Теперь Иван был связан клятвой, данной на могиле отца. Значит, нужно обязательно вернуться на родину, найти виновных и отомстить.
С этими мыслями повернул Иван назад. Решил возвратиться в поселок и подготовиться к отъезду на родину. Во-первых, решил сменить фамилию. Его не должны узнать, да и драка с убийством здесь может иметь последствия. Лучше всего взять фамилию мачехи, но в русском переводе. Ненянг на русском — комар, значит, он должен стать Иваном Комаровым.
Около месяца прожил Иван в поселке. Начал через мачеху осторожно выведывать, как можно поменять фамилию в связи с переездом на родину. Пока работал, плотничал, ждал удобного случая, чтобы обменять документы. Так и получилось. В поссовете затеяли ремонт и решили перегородить некоторые кабинеты. Особенно этого добивалась паспортистка, которой полагалось иметь отдельную комнату, а раньше она работала в помещении почты. Иван очень постарался для нее, поставил крепкую стенку, обшил толстым картоном для звукоизоляции и даже оштукатурил. Дверь кабинета оббил железными листами и покрасил. Паспортистка была очень довольна и, когда Иван, закончив работу, попросил ее выправить ему документы на фамилию мачехи, она сделала все очень быстро, особо не интересуясь, для чего ему это понадобилось.
В Шарип Иван Комаров приехал весной. Сначала снимал угол, перебивался случайными заработками, в основном по печному делу. Нашел он и Ившиных, даже побывал у них, предлагая переложить печь. Видел дом, где жили прежде Сысоевы. В нем теперь были колхозные ясли. Разузнал, что старик Ившин с женой одни в доме. Дети разъехались. Правда, в одно из воскресений Иван заметил на скамейке возле дома девушку с длинными косами до пояса. Это оказалась Полина, которая, как он узнал потом, после окончания медицинского училища работала фельдшером в другом районе и на выходные иногда приезжала к родителям. Когда Иван увидел ее в первый раз, то буквально остолбенел — так похорошела его бывшая обидчица. И хотя рисковал быть узнанным, не мог просто так пройти мимо, решил заговорить:
— Не скажете, который час, мои остановились, — он поднял запястье к глазам, будто смотрел на часы.
— Двадцать минут восьмого.
— Спасибо. А почему же тогда стадо еще не вернулось?
— Не знаю. И правда, корова наша должна уже быть дома.
Девушка встала и посмотрела поверх забора в конец улицы, откуда обычно возвращалось с пастбища стадо. Тогда Ивану удалось рассмотреть ее как следует. Стройная, черноволосая, красивая. Неужели это та самая Полина, которая когда-то кричала ему: «А правда, что твой отец вернулся? Теперь он уже не враг, да?»
«Нет, Полина, нет, — мысленно отвечал ей Иван, — не враг мой отец и никогда им не был. Это твой отец стал нам врагом. Почему он так поступил, для чего исковеркал жизнь целой семье?»
Больше Полину Комаров не видел, хотя часто приходил к дому Ившиных. Зато увидел как-то самого старика, сидевшего перед открытым окном. «Так вот он каков, Николай Ившин, — седой, сгорбленный, немощный. Видно, скоро уж приберет его господь бог. Лучше не марать о него руки, подождать. И так исполнится воля отца. Но Полина их до чего же хороша, йок-хорей! Вот бы она в руки попалась...»
Как-то, сложив очередную печку, получил Иван деньги за работу и решил выпить. Зашел в магазин, взял бутылку водки, спрятал в карман брюк. Но куда пойти, с кем выпить? Никого у него нет, даже дома своего нет, хотя приехал на родину. Да еще тайком жить надо, скрываться под фамилией Комарова, чтобы не узнали. Разве это жизнь!
С бутылкой в кармане отправился Иван за деревню в маленький лесок. С детства еще помнил, как праздновали здесь окончание весеннего сева, молились о хорошем урожае. Вся деревня собиралась. Варили на кострах кашу, бегали и играли дети, и Ваня Сысоев среди них.
Иван уселся возле горбатой липы недалеко от оврага, на самое молельное место, достал бутылку и по привычке стукнул ладонью по донышку, чтобы выбить пробку. Но даже этого не получилось у него! Пробка была металлическая, и он в сердцах сорвал ее пальцами. Стакана у него не было, не было и никакой закуски. Разве это выпивка! Как последний алкаш, сидит он тут без посуды и закуски. Ну, ничего, будет и на нашей улице праздник. Терпение нужно. А пока он и так сумеет выпить. Привык по-всякому. Иван взболтал содержимое бутылки и залпом выпил половину. Выдохнул, вытер рот рукавом и допил остальное. Так-то. Без закуски водка подействовала быстро. Стало тепло, уютно, весело. Захотелось петь. Эх, затянуть бы на весь лес, но нельзя. У него здесь, можно считать, боевое задание, он клятву дал, что выполнит его. Сейчас настало время исполнить последнюю волю отца. Возьмет, постучит ночью к Ившиным, скажет, что от Полины с лекарством. Откроют наверняка, а он их обоих и задушит голыми руками — много ли старикам надо. А самому — снова в тундру, скрываться? Не-ет, уж если скрываться, то не из-за стариков. Он сначала до Полины доберется. Помнет, поломает этот маков цветочек. Силой возьмет. Вот с Полины ему и надо начинать. А стариков господь бог и сам скоро приберет. Ну, а как же клятва, данная отцу? Нельзя мне ее нарушить. Нужно стариков задушить. А может, вот этим? Иван дотронулся до рукоятки топора, торчащей из-за пояса. Да, именно этим. Отцовским топором!