Паша тоже улыбается. Он очень рад ее приходу, но как-то не находит слов сказать об этом. Не знает, куда девать руки, совсем одичал за неделю уединения. А перед ним девушка, даже не девушка, а стройная березка в голубом платье под цвет глаз, а белые пушистые волосы светлым ореолом обрамляют лицо. Только сейчас по-настоящему разглядел он Лизу, увидел, какая она на самом деле.
— Что молчишь, испугался? — нарушила молчание Лиза.
— Да нет же, рад я очень, только не понимаю, почему меня беглецом назвала.
— А ты подумай. Пропал совсем, так и друзей забыть можно. Мое-то имя еще помнишь?
— Ты все такая же, Лиза...
— Я — да, а ты вот изменился.
— Изменишься тут... Но в одном я все тот же, — сказав это, Паша почувствовал, как волна нежности к этой девушке захлестнула его целиком. Он шагнул к Лизе и обнял ее.
Лиза внимательно посмотрела Павлу в глаза, не торопясь высвободилась и спокойно заговорила:
— А у меня сегодня день профилактики. Больных навещаю. Дай, думаю, проведаю, как чувствует себя мой больной Егоров.
— Вовремя пришла, доктор, у твоего больного — еле-еле душа в теле. Видишь, даже прибраться сил нет. Но ты лечишь меня своим присутствием прямо на глазах. — И Паша быстренько навел относительный порядок в своей комнате. Когда он понес тарелку с окурками, Лиза спросила:
— А ты разве куришь?
— Бывает, Лиза, все бывает. В зависимости от настроения. По этой тарелке сама можешь понять, какое оно у меня сейчас...
— Да, я слышала, говорили.
— Что говорили? — невольно вздрогнул Паша и выронил медицинскую сумку, которую хотел поставить на стул.
Подняв сумку, Паша виновато посмотрел на Лизу.
— Там нет ничего бьющегося, не беспокойся. Кстати, дай-ка фонендоскоп. Сейчас послушаю твое сердце, все про тебя знать буду.
— Если хочешь знать, узнаешь без прослушивания. Сам тебе все скажу. А пока поделись тем, что слышала.
— Говорят, что ты пока не работаешь, что дядя Максим собирается в Ижевск. Это Аля сказала и послала меня к тебе.
— Аля послала? — Павел обиженно хмыкнул. — Без нее, значит, не нашла бы дорогу?
— А ты не кипятись, слушай лучше. Я знала, что Полина с Алей по поручению депутатов наших проверяли фермы. Полина сама говорила, сколько разных нарушений они нашли, особенно у Парамона. С ним она очень тогда разругалась. А Парамон нашел тетрадь, в которую Полина все записывала по проверке, и разорвал ее. Отчет в сельсовет пришлось писать по обрывкам. И сделала это Аля. А докладывать должна была Полина, да пропала. Тут поиски начались и об отчете никто не вспомнил.
— Да, я понимаю, — задумчиво проговорил Павел, — у Али тогда тоже неприятности начались из-за бычков. Ну, а отчет-то где теперь?
— У Али остался, и обрывки тетради тоже. Вот она и попросила меня передать тебе все это. — Лиза порылась в своей сумке и достала склеенную, прошитую нитками голубую тетрадь и несколько исписанных листов бумаги стандартного образца.
Егоров углубился в чтение. Сначала проглядел отчет, потом полистал тетрадь. Некоторые места перечитывал по несколько раз, хмыкал, осуждающе качал головой.
— Вот это документик! Теперь мне все ясно, все как на ладони. Где же все это было? Раньше бы эти материалы посмотреть, другой разговор был бы. — Егоров привычно потянулся к пачке сигарет, но, поймав осуждающий взгляд Лизы, закурить не решился. — Права ты, Лиза, кончаю я с этой заразой...
Лиза одобрительно улыбнулась и заговорила:
— Где, спрашиваешь, это все до сих пор было? Без Полины, ты сам уже знаешь, как дело повернулось, вернее, как его повернули. А то, что проверяющие нашли и записали, Аля у себя хранила, никому не показывала, боялась. Я уговорила показать тебе. Чувствовала, что тебе это нужно. Звала Алю с собой, да не пошла она, опасается, что как-то узнают Петухов с Зотовым.
Слушая Лизу, Павел думал:
«Может, с этой проверки все и началось, может, вот причина исчезновения Полины. Не случайно она ругалась с мужем как раз по этому поводу. Может, кому-нибудь нужно было, чтобы молчала Полина. А отчет можно любой написать — бумага все стерпит».
— Вот теперь, — заговорил Павел, — мы эти документы дадим Березкину. Пусть использует, когда в народный контроль писать будет.
— А как ты объяснишь ему, откуда они у тебя? — обеспокоенно спросила Лиза.
— Как есть, так и объясню.
— Нет, Паша, ты не должен ничего говорить про Алю. Она боится. И не только председателя и Зотова, но и отца. Он ей не простит, что так долго прятала она эти бумаги. Лучше не говорить, откуда эта тетрадь. Была и раньше у тебя, а теперь решил ее в ход пустить.
— Не могу я ее сейчас в ход пустить. Отстранили меня от работы. Надеюсь, что разберутся и восстановят, но пока я не сотрудник милиции. И если использую эти документы, могут решить, что пытаюсь шантажом вернуть себе должность. Именно так и представят все Петухов с Лавровым. Убедился я, мастера они на такие штуки.
— И ты, значит, боишься? Ну, не ожидала. У всех только на тебя и осталась надежда, а ты, выходит, тоже опасаешься? Значит, некому Полину искать, некому за правду бороться?
Павел пристыженно молчал. А Лиза продолжала;
— Тут еще Иван Комаров потерялся, ищет его Варя.
Егоров насторожился:
— Думаешь, он тоже причастен?
— Да уж не безгрешен, это точно. Не случайно Полинин платок у Вари оказался. Тут уж без Ивана не обошлось. После опознания, как ты говоришь, я долго думала, вспоминала, какие были отношения у Полины с Комаровым. Он вроде дружил с Парамоном, но и Полину чем-то заинтересовал. Секретничали они иногда, чай пили вместе, а меня не звали.
— Думаешь, ревновать мог Парамон? — развил Лизину мысль Павел.
— Трудно сказать точно. Но платок у меня из головы не выходит, покоя не дает...
— Значит, и тебе он покоя не дает... Но в нашей работе, кроме ощущений личных и предположений, нужны еще факты, доказательства. Только тогда можно меры принимать. — Павел задумался, затем махнул рукой. — Давай прекратим этот разговор, тем более, что я пока не у дел. А мне сейчас самое дорогое — это твой приход, ты сама, внимание твое и помощь. Ты мне сейчас — чын-сестра[7]. Так ли поняла меня?
— Если сам так чувствуешь, я благодарна, только...
— Знаю, о чем думаешь, — перебил ее Павел. — Видно, пришло время рассказать тебе все как есть.
И Паша начал рассказывать о Вале Тюлькиной, о том, как они познакомились, что чувствовал тогда он, Паша, и к чему привело его это знакомство.
— А теперь начальство и аморалку из-за нее приписывает, — невесело закончил Павел.
— Мне она при Дедюхине сама сказала, что в положении. Вслух сказала, громко. Теперь я понимаю, для чего это было сказано. Она мне сразу как-то не понравилась.
— И все-таки ты ей поверила?
— Нет... Я тебе верила... Сердцу своему поверила, которое и подсказало мне, как поступить. Поэтому я к Варе и поехала платок посмотреть. Так что же ты намерен дальше делать?
— Я же не на службе сейчас, ты знаешь.
— Ну и что ж? Если должности тебя лишат, то правоты твоей лишить не смогут, люди тебе поверили, не один ты, и мужчиной останешься сильным и смелым, каким вижу тебя всегда. А такие мужчины действовать должны, иначе их и любить не стоит.
— Ну, если так говоришь, спасибо тебе, — Павел взволнованно вскочил и заходил по комнате. — Права ты, Лиза, раскис я недостойно, теперь все сделаю, чтобы заслужить твою любовь!
Лиза, улыбаясь, слушала Павла, кивала, а он, окрыленный, готов был свернуть горы...
XVII
Егоров собирался бегом одолеть последний пролет лестницы, направляясь в кабинет Лаврова, когда вдруг услышал его голос:
— Молод еще, в руках надо держать, приучать к дисциплине.
«Не про меня ли разговор, — подумал Егоров, останавливаясь. — Ну, если и про меня, что ждать-то. Подумают, подслушиваю. Идти надо».
Накануне Егорова принял министр. Выслушал внимательно, обещал разобраться. Сказал, что встречался с Березкиным, приказал ждать вызова. И вот сегодня Пашу вызвал к себе Лавров.