Павел испуганно вскрикнул и вскочил, не зная, что делать. Морозов остался на месте, затем властно заговорил:
— Зотов, подними голову. Прекрати истерику! Нам такие сцены не нужны. Слышишь, Зотов, прекрати! А ты, Павел Евдокимович, быстро приведи-ка сюда медсестру Милосердову.
— Будет исполнено! — Паша с облегчением бросился к двери.
— Пусть с собой прихватит какие-нибудь лекарства и шприц...
— Понятно! — крикнул Егоров, сбегая с крыльца. У ворот заработал двигатель мотоцикла.
Парамон Зотов осторожно поднял голову.
XIX
Мелкий частый дождик моросил безостановочно. Темно, ничего не видно. Попутная машина, мигнув рубиновой звездочкой, скрылась за поворотом. Комаров остался один в этой непроглядной темноте, не зная, куда идти. Он помнил, что где-то недалеко есть тропинка, ведущая к селу. Комаров прошел немного по тракту, привыкая к темноте и вглядываясь. Нет, ничего не разберешь. Он попытался отыскать тропинку ощупью, разгребая придорожную траву ногами. Вот лужайка вроде начинается, здесь распахано... Чу, голос какой-то послышался:
— Иван, дальше ведь лог... Иди в эту сторону, сюда...
Иван остановился, словно пристыл к земле. Прислушался. Вот вдали шумит машина. Это же большая дорога, здесь и днем и ночью движение. А от него и звуки разные, может, и похожие на голос, но никакого голоса тут быть не должно. Почудилось, наверное. Но в ушах снова: «И-и-ва-ан, сю-ю-да-а и-и-ди-и, г-у-у...»
Иван вздрогнул, невольно приостановился. Что же это такое? Наверное, перепил вчера, никак хмель не выйдет. Да, конечно, это все с похмелья чудится. Такое с ним уже бывало. Пройдет. Нужно идти, внимания не обращать ни на что.
Под ногами неожиданно захлюпала вода. В ушах снова голос: «Овраг это, Иван, предупреждала же. Иди направо к березе. Помнишь, там мы с тобой тогда были...»
Комаров снова остановился, снял кепку, по лицу заструились дождевые капли. Пусть охладит голову, прояснит мозги. Вот допился до чего. Сам искал головную боль, сам и нашел... Болезнь есть такая, врачи называют — галлюцинация. Наверное, она и есть. А сквозь шум дождя снова: «Иван, что же ты не идешь? Это я же зову тебя...»
— О-о, йок-хорей, да это же голос Полины, — мысленно воскликнул Иван. — Ну, от судьбы, как видно, не уйдешь. Направо так направо.
Комаров поворачивает и уверенно идет по тропинке. Вот и береза. Ее ствол белеет в темноте. А что там за тень на белом фоне? Стоит кто-то возле березы? Так, значит, это она. Опять встретились. Ну что ж, он подойдет и снова посмотрит в ее глаза, дождется, пока они, как и в тот раз, закроются в муке удушья... Комаров ускорил шаги, почти побежал и, раскинув руки, попытался схватить ускользающую тень. Еще рывок, но под руками мокрая, скользкая кора старой березы, к которой он приникает лицом и затихает...
Ему снова вспоминается суббота, 5 июня. Число он запомнил на всю жизнь. В тот день он пошел со стадом. Выходя из дома, оторвал листок перекидного календаря. 5 июня, суббота, помнит точно. А потом он бросил стадо на подпаска и ушел домой. Опять гудела голова с похмелья, а у Вари хранилась в кладовой бутыль с самогоном. Вот и решил Иван полечиться. В кладовую пробрался тихо, Варя даже не заметила ничего, отпил из бутыли немалую толику и отправился назад к стаду.
Иван мысленно видит себя, нетвердой походкой шагающего к пастбищу. Пожадничал он в кладовой, перебрал, и горячая волна опьянения несла его вперед. Он шел, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни деревьев, продираясь через кустарник. Немного пришел в себя, выйдя на тракт, как раз к развилке, ведущей в Орвай.
Вздрогнул от скрипа тормозов. У развилки остановился светлый «Москвич». Из него вышла женщина, огляделась и пошла прямиком по тропинке. Иван подошел к машине. Усатый, восточного типа водитель дал Комарову закурить.
— Кого привез? — спросил тогда Иван.
— Женщину, симпатичная такая, фельдшером работает, — ответил словоохотливый водитель, захлопывая дверцу машины.
«Уж не Полину ли Зотову он привез, — подумалось Ивану, — вот и настало мое время. Вот когда я могу выполнить клятву, данную отцу. Пусть не самого Ившина, так хоть дочь его настигнет месть Сысоевых».
Иван бросил окурок и побежал по тропинке. Хмельной мозг буквально кипел в голове: только бы успеть, только бы догнать, здесь, в пустынном лесу. Иван ускорил бег и наконец увидел впереди идущую женщину.
— Полина, — крикнул он прерывисто, — подожди!
Женщина испуганно обернулась. Это действительно была Зотова. Остановилась, вглядываясь. Иван подбежал и, тяжело дыша, стал рядом.
— Это ты, Иван? — проговорила Полина. — Напугал меня. Что ты тут делаешь?
— Тебя жду, — перевел наконец дыхание Комаров. — Не веришь? А я тебя очень давно жду, да все не выпадало встретиться нам вот так наедине, йок-хорей! Но сейчас поговорим.
— О чем нам говорить с тобой, Иван? Что общего у нас? — Полина сделала попытку улыбнуться, хотя вид Комарова и его слова страшили ее. Иван огляделся. Недалеко от тропинки на небольшом пригорке виднелась старая береза.
— Говоришь, ничего общего нет, — протянул он, усмехаясь в бороду. — Давай-ка вон к той березе отойдем, и я напомню тебе о нашем знакомстве.
— Для чего сейчас говорить об этом, — возразила Полина. — Нужно тебе — приходи к нам, там и поговорим. Да и спешу я очень.
— Ничего, успеешь, — Комаров взял Полину за рукав и потянул за собой. — Пошли, пошли, раз говорю.
— Ты что это себе позволяешь! Выпил, так не забывай, с кем дело имеешь.
— Это ты не забывай, с кем дело имеешь, — закричал Комаров. — Мало я тебя, видно, лупил, когда сыном врага дразнили вы меня!
Полина отшатнулась и вырвалась из рук Комарова.
— Ванька Сысоев, — прошептала она. — Так вот ты кто, оказывается. Бороду отрастил, тебя и не узнать.
— Да, это я, — ударил себя в грудь Комаров. — А знаешь, для чего я вернулся? Думаешь, печки здесь ставить да бревна тесать? Или, может, с твоим Парамоном водку пить? Нет, вас искал, Ившиных, чтобы за смерть моего отца ответили. И ты ответишь первая.
— Ах вот ты о чем, — Полина подошла к березе и стала к ней спиной. — Мститель явился. Да ты посмотри на себя, ты же человеческий облик потерял. Черный весь стоишь. Не человек ты, черная тень прошлого. Уходи, не боюсь я тебя.
Иван отшатнулся. Сама того не подозревая, Полина разбередила старую рану. Подсознательно Иван давно уже мучился своей гражданской неполноценностью, необходимостью скрываться, ловчить с людьми, опасаться разоблачения. Размышляя об этом, он как-то раз и сам назвал себя тенью, но одно дело — сам и мысленно, а тут его тайные, страшные и обжигающие самолюбие мысли превратились в реальные слова, стерпеть которые он просто не мог.
— В душу плюнуть решила, — Иван шагнул к Полине. — Ну, это еще кто кому. А ну, ложись, — он сорвал и бросил под дерево свой плащ. — Видишь, плащик вам стелем, заботимся, чтобы не запачкались вы. Давно уже хочу изведать сладость твою...
— Мерзавец, что задумал, — Полина размахнулась и ударила Ивана по лицу. — Вот тебе сладость моя, гнида, Ненянг!
— А, ты и об этом знаешь?
— Знаю, отец рассказывал, все знаю про тебя!
Иван обезумел. Он бросился на Полину, повалил ее на землю, пытаясь сорвать одежду. Не обращая внимания на удары, навалился на нее всем телом, ощущая под руками упругое и круглое. Полина, согнув и стиснув ноги в коленях, пыталась сбросить с себя Комарова, а он с рычанием зверя терзал ее. Уже слабея, женщина ударила насильника коленом в живот. От боли Иван взревел, ярость охватила его. Руки стальными тисками сжали нежную длинную шею, пальцы сомкнулись на горле... Полина дернулась в последний раз и затихла...
Крик Комарова разорвал лесную тишину. Он вскочил, безумно озираясь. Затем зажал себе рот рукой. Ярость и хмель уступили место липкому, всеразъедающему страху.
— Скорее, скорее отсюда, пока на крик не пришли люди, — думал Комаров, для чего-то обтирая руки о рубашку. — А с ней как быть? Спрятать, пока не поздно.
Комаров нагнулся, перекатил тело Полины на свой плащ и стал его закатывать, как ковер.
— Вот так, хорошо.