— Скоро первая остановка, — решает Павел, глядя на часы, — надо идти. — Он открывает дверь следующего вагона. Комаров и Зотов должны быть здесь. Медленно проходит между полками. Вагон полупустой. Среди пассажиров тех, кого он ищет, нет. Что такое? Павел, уже не таясь, быстро проходит в тамбур. Вагонная дверь открыта, и шум движущегося поезда заполняет тесное пространство тамбура. Егоров, держась за поручни, высовывается и смотрит в конец поезда. Неровный свет из окон последнего вагона на миг выхватывает из темноты человеческую фигуру у железнодорожного полотна. Неужели решили убежать? Может, его заметили. Павел спускается по лестнице на нижнюю ступеньку и прыгает по ходу поезда ногами вперед. Инерция велика. Он падает и несколько раз переворачивается через голову...
Удар о землю слегка оглушил Павла, но боли нигде не чувствовалось. Егоров медленно поднялся. Огни последнего вагона уплывали в темноту. Егоров огляделся. Глаза все еще никак не приспосабливались к окружающему мраку. И вдруг, усиленный эхом обступившего железнодорожное полотно леса, послышался голос:
— Стой, гад! Не уйдешь!
Егоров вздрогнул и потянулся к карману, где лежал фонарик. Но достать его не решился. Еще испугаются, увидев свет, и убегут. Лучше подойти к ним незаметно. Спотыкаясь в темноте и припадая на колени, Павел побежал на голос.
— Вот тебе, подлюга, получи! — послышались звуки ударов и ругань, затем — хриплые стоны. Егоров побежал быстрее. Вот они, копошатся у насыпи. Егоров на бегу вытащил фонарик. Яркий луч света прорезал темноту. По земле катались два человека. Вот один, в плаще, навалился сверху, сжимает горло противника, который пытается оторвать его руки, хрипит, дергает ногами. Это Зотов душит Комарова...
— Что ты делаешь, Зотов? Брось его! — Павел старается оторвать Зотова от Комарова. Некоторое время они борются молча, потом Зотов с криком отбрасывает Егорова и снова наваливается на Комарова. Тот снова хрипит и уже почти не сопротивляется. Тогда Павел прыгает на Зотова, захватывает его шею издавна знакомым приемом и резко наклоняется. Зотов задыхается, разжимает руки и тяжело переваливается через Павла. Остальное, как говорится, дело техники. Егоров заламывает руку Зотова, переворачивает его на живот, свободной рукой сдергивает с него поясной ремень. Вскоре руки Зотова туго стянуты ремнем за спиной. Павел подбирает с земли фонарик и освещает лежащего Комарова. У него разбито в кровь лицо. Ворот рубахи разорван. Постанывая, Комаров ощупывает свою шею.
— Спасибо, Павел Евдокимович, спасибо... Видите, убить меня хотел, — сипит Комаров и начинает потихоньку подниматься.
— Ничего, разберемся. А сейчас давайте к станции.
Егоров пропускает их вперед и ведет в луче фонаря по железнодорожному пути. На станции должен быть Березкин с дружинниками...
XXII
Справа в березовой рощице деревенское кладбище. У обочины стоит зеленый молоковоз. Паша притормаживает, спрыгивает с мотоцикла. За рулем молоковоза Игорь Панфилов.
— Кого ждешь? — спрашивает Паша.
— Степаныча, — отвечает Игорь и указывает в сторону рощицы.
У Паши щемит сердце. Не впервые он видит здесь Парамона Зотова. Вот он — шагает, покачиваясь, ссутулясь, через кладбищенские цветы, опустился на колени. Наверное, плачет...
Паша почему-то испытывает чувство жалости и вины, встречаясь с Парамоном... Часто вспоминается день похорон Полины Зотовой. Когда нашли ее останки под яблоней, привезли сюда гроб и стали засыпать могилу, обессиленный Парамон Зотов, которого держали под руки, вдруг вырвался, дико закричал, растолкал стоящих рядом, бросился в яму. Его пытались вытащить, но он отбивался: «Зарывайте! Забросайте меня!»
Страшен и жалок был он...
Народу на похоронах было много. Немало теплых слов сказали о Полине. До сих пор в ушах Паши Егорова звучат слова Максима Березкина:
«Не только лекарством, но и словом своим помогала ты нам избавляться от всяческой хвори. Лечила нас, спасала нас. А вот мы тебя уберечь не сумели. Мы не знали, что рядом с нами зреет страшное преступление. Может быть, мы и догадывались об этом, но не успели вовремя ударить по грязным рукам, протянутым к тебе».
Запомнились и слезы Али Березкиной.
«Полина, я больше никогда, слышишь, никогда не буду слабой и трусливой. Ты мне пример во всем!»
Провожавшие Полину в последний путь говорили о ее принципиальности, честности, смелости... Гневно осуждали убийцу.
Еще не было известно, кто убил Полину, но большинство присутствующих считало преступником Парамона Зотова.
Паша тяжело вздохнул.
— Ежедневно сюда ездит, — сказал Игорь, выбираясь из кабины. — Я у него навроде как личный шофер... То умоляет: поехали на кладбище, то хронометраж устраивает по приказу Хомяка-Губернатора. Не пойму я его...
— Петухова или Зотова? — спросил Паша.
— Конечно, Зотова. Хомяк ясно за что злится: не слушаюсь его. В липовых ведомостях не расписываюсь. Недавно у колхозников собрали личное масло, отвезли на завод, а записали как колхозное. А я и сказал, что так нельзя... Хомяк после этого заставил Парамона меня контролировать. Велел каждый километр учитывать. Много, мол, получаю. Десять лет по этой дороге езжу, никто ничего не говорил. А теперь, оказывается, переплачивали.
— Слушай, — сказал Паша. — Сегодня я в Орвае был. Тетя Палагея спрашивала, не отвезешь ли в районную поликлинику. Хворает. Надо больничный продлить.
— Я бы отвез. Но бесполезно ездить, — махнул рукой Игорь. — Сегодня сам слышал, как Хомяк звонил в район, приказал не выдавать Палагее больничный. Вы, говорит, срываете мне выполнение продовольственной программы.
— Ну, это уж дело врача, освобождать от работы или нет.
Игорь усмехнулся:
— Не скажи... С нашим Губернатором даже заведующая райполиклиники связываться не любит.
Увидев возвращавшегося с кладбища Зотова, Паша поспешил к мотоциклу. Не хотелось встречаться с его тоскливым, безысходным, замороженным взглядом... Почему-то вспомнил недавно прочитанный роман немецкого писателя Якоба Вассермана «Каспар Гаузер». Маленький герой этого произведения много лет прожил в подземелье, потерял человеческий облик, дар речи, стал трусливым и угодливым. И еще — книгу Даниэля Дефо «Робинзон Крузо». Подумал — попади Парамон Зотов на необитаемый остров, он, наверно, стал бы не Робинзоном, а Каспаром... Правильно о нем сказал Максим Березкин: «Тень, а не человек...» А ведь есть в нем сила! Взять хотя бы тот случай на железной дороге, когда он едва не прикончил Ивана Комарова...
Ловко тогда разобрался в этом непонятном для Паши Егорова событии следователь Морозов.
«Гражданин Комаров, куда вы собирались ехать с Зотовым в поезде?»
«Я уже говорил, йок-хорей... к Дедюхину... Советоваться, значица. После того, как нашелся платок Полины Зотовой, Парамон и раскололся по пьянке. Поссорились, мол, с женой, он толкнул, Полина упала, йок-хорей, — и готово. Головой стукнулась о порог...»
«Так и сказал?»
«Ей богу, так... йок-хорей, ведь не с умыслом же убил. Вот я и хотел помочь. А он, оказывается, свое замыслил. Если бы не Павел Евдокимович, отправил бы меня в загробный мир. Теперь ясно, почему. Во-первых, я знал, где Полина закопана. Во-вторых, он бы меня укокошил — и на рельсы... Потом свалил бы все на меня. И шито-крыто... Ищи виновных! Убийца, мол, сам под поезд бросился от угрызений... Он меня и вытолкнул из тамбура. Я — за поручни ухватился, а он — ногой пнул. Дальше ничего не помню. Нервный я. Болезнь у меня...»
«Ваша болезнь нам известна. Как раз во время одного из приступов вы и рассказали Зотову все...»
«Я? Врет он! Он сам... Сам рассказал! Сам убил... йок-хорей! Понятно: Зотов — начальник, вы его и выгораживаете! Депутат! С председателем за одним столом ест-пьет... Павших телят за живых выдает, а потом прячет в старом телятнике... Пожар устраивает... И при этом — чист? У него руки в крови человеческой, а вы ему верите? Вы! Законники! Партийные! А я беспартийный... Значит, меня можно парафинить? Я на вас найду управу!»