У дома Кузиной стояли зеленые «Жигули». Ворота были по-прежнему заперты, но калитка отворена. Обойдя строение, Виктор оказался перед распахнутым задним входом. Крутые ступени привели его в высокие сени, в которых направо и налево были прорублены двери. Он толкнул левую, обитую клетчатой клеенкой.
— Можно?
Попал в кухню. Справа громоздилась высокая свежерасписанная веселыми многоцветными петухами русская печь. Дальше, у окна, — резной посудный шкафчик и кухонный стол, накрытый светлой льняной скатертью. На лавке, рядом, привалясь друг к другу, стояли две туго набитые хозяйственные сумки и лежала широкополая соломенная шляпа. В проеме легкой переборки виднелся угол комнаты: стол со стопкой бумаг и книг, расчехленная пишущая машинка, старомодный диван с валиками, банки с полевыми ромашками и васильками на окнах.
Ираида Николаевна, загорелая, крепкая, еще красивее, чем при первой их встрече, в легком ярком сарафане, стояла возле стола вполоборота к вошедшему. В руках держала темные очки и листок бумаги. Вопрос и присутствие в доме постороннего дошли до нее не сразу. Машинально, не отрывая глаз от бумаги, она ответила приветливо:
— Да, да, пожалуйста.
Потом повернулась и взглянула. Первое недоумение сменилось пониманием, она еще раз, словно проверяя себя, бросила взгляд на бумагу, сложила вдвое, положила на край стола, шагнула к нему:
— А, это опять вы? Чем обязана? Как вы меня разыскали?
Виктор достал удостоверение.
Ираида Николаевна читала его внимательно, медленно, потом протянула обратно.
— Теперь кое-что понятно. Ну, а зачем вы меня все же ищете?
— Во-первых, для того, чтобы узнать, где сейчас находится ваш муж, Малышев Павел Петрович.
— А во-вторых? Или есть еще в-третьих, в-четвертых?
— Об этом потом. Ответьте на первый вопрос.
— Я вам уже всё, — она подчеркнула это «всё», — сказала!
— Но не может же быть, чтобы он совсем не писал?
— Почему не может?
— Ну хотя бы открытку, телеграмму. А если заболеет?!
— Если заболеет — сообщит. Пока не болеет.
Говорила Ираида Николаевна резко, отрывисто, неохотно. Причину Кологривов понять не мог.
— А друзья? Может, им пишет? Назовите их.
— Я думаю, что коли вы узнали, где меня искать, то и друзей его вам отыскать ничего не стоит.
Виктор рассердился. Она обращалась с ним как с мальчишкой.
— Друзей ваших, Ираида Николаевна, — медленно произнес он, — мы, безусловно, сами разыщем, кого еще отыскать не успели. Всех разыщем. И человека, который жил здесь и скрылся от нас, — тоже. Но будет проще и нам и вашим друзьям, да и вам, если вы сами их назовете. Меньше расспросов, меньше ненужных разговоров.
Малышева заметно сникла. Подумав, назвала несколько имен и адресов, которые Виктор записал.
— А теперь во-вторых. Кто тот человек, что живет здесь?
— Зачем вам это знать?
— Ираида Николаевна! Неужели вы не понимаете, что раз мы за дело взялись, то все это серьезно. Вы ведь даже не поинтересовались, почему мы разыскиваем вашего мужа! А если с ним что-нибудь случилось? Вас это не интересует? Я ведь через полстраны к вам летел!
Она на минуту нахмурилась. Но тут же согнала морщины с лица:
— Что случилось? А! Ерунда! Ничего с ним случиться не может.
— Вы уверены?
— Да.
— Ну хорошо. Так кто все-таки этот человек?
— Я не скажу. Это мой друг, и он здесь совершенно ни при чем.
— Он назвался вашим мужем.
— Это почти так и есть.
— Он назвался Малышевым Павлом Петровичем!
В глазах вспыхнули искорки гнева:
— Да, мы так договорились. Так проще.
— Он показал удостоверение Малышева!
— Муж оставил его случайно.
— Там фотография вашего... друга.
— Нет. Там фотография Павла. Они, правда, несколько похожи, да и фотокарточка старая. А потом борода...
— Вы можете отдать мне это удостоверение?
Малышева вошла в комнату, порылась в столе и, минуту спустя, вышла обратно.
— Его нет. Видимо, он случайно положил в карман.
— Какую записку вы читали?
В глазах Малышевой — снова искорки. Смех.
— Вас и это интересует? Пожалуйста!
Она вынесла листок. На нем было написано: «Уехал домой».
— Куда это — домой? Вы, конечно, не скажете?
— Конечно, нет. У него и так много неприятностей.
— Ну, хорошо. Боюсь только, что наша встреча не последняя. Я должен взглянуть на бумаги.
— Какие бумаги?
— Вон те, — он указал на стол и машинку.
— Ах те, ну пожалуйста!
Листы бумаги были покрыты чисто научным текстом, перемежавшимся формулами. По геологии, как понял Кологривов.
— Что это? Он тоже геолог?
— Тоже. Пишет книгу.
— Прошу вас никуда не уезжать. — Он встал.
— Ого! Это почти арест?! А санкция у вас есть?
— Нет. Санкции у меня нет. Но я ее возьму.
— Не сомневаюсь! Надеюсь, вы разрешите мне вернуться в Ленинград? Здесь мне делать больше нечего.
— Да, пожалуйста. Только будьте дома.
— О, непременно! Буду сидеть и ждать вашего визита.
Малышева грубила напропалую. Сам он, чувствуя, что снова оставлен в дураках, едва сдерживал злость и автобусную реакцию выпалить ответную грубость.
— Проводите меня, пожалуйста, отоприте ворота.
Понасенко встретился по дороге. Старшина с кончиков ботинок до околыша фуражки был покрыт ровным слоем белесой пыли. Спрыгнув с успокоенно зафыркавшего «мустанга», доложил:
— Не успел. Всего на пару минут и опоздал. Уехал «писатель», кассир опознала — билет до Ленинграда взял.
Кологривов махнул рукой.
Эксперт-криминалист Пермской НИЛСЭ Усанин Ю. И. произвел экспертизу пистолетной гильзы. Перед экспертизой были поставлены вопросы: 1. К какому образцу патронов относится данная гильза? 2. В каком оружии она могла быть использована для стрельбы? 3. Из оружия какого вида, системы, образца выброшена эта гильза? 4. Не выброшена ли гильза из оружия большего калибра? 5. Когда был произведен выстрел?
Экспертиза показала, что предъявленная гильза относится к боеприпасам, применяемым в пистолете системы Макарова. Следов применения гильзы в пистолете другой системы нет. Выстрел был произведен из штатного оружия. Химическое исследование порохового нагара гильзы позволяет судить, что выстрел произведен примерно за 30-35 суток до момента представления ее на экспертизу. Гильза имеет четко выраженные характерные индивидуальные особенности, образовавшиеся в результате обжатия в патроннике пистолета, что дает возможность идентифицировать ее в случае обнаружения оружия или других гильз, выброшенных из этого же пистолета. Оружия с аналогичными характеристиками в картотеке УВД не зарегистрировано.
17. 07. 74
8. Никитин Евгений Александрович. 18 июля 1974 г.
Наконец-то впереди что-то забрезжило!
Шестой день жил он в поселке. Утром из маленькой, над гаражом пристроенной гостиницы — в столовую на завтрак в компании заспанных лейтенантов и прапорщиков, потом — в «контору», где усаживался за выделенный ему стол в комнате с обитой железом дверью и до одури листал толстые и тонкие папки, вмещавшие в себя основные события изломанных жизней обитателей этих мест. После обеда, офицерское общество которого разнообразили молодые и не очень молодые женщины, работавшие по найму на различных канцелярских должностях, — снова стол и папки, папки, папки... Их он просмотрел уже сотни.
За папками следовали встречи с некоторыми выделенными им персонажами тех поучительных жизнеописаний. Беседы были разные, как разными были сами приводимые к нему люди: угрюмые и заискивающие, ожесточенные и испуганные. Общим у них была лишь черная или выстиранная до серости одинакового кроя одежда. Они либо молчали, либо, наоборот, говорили слишком много, изливали душу или ловчили, с показным трагизмом расписывая полную свою невиновность; просили — кто закурить, а кто и похлопотать перед начальством, иные, наоборот, предлагали — от аляповатых плексигласовых браслетов и наборных ручек до туманных обещаний взяток.