— Так будет еще дело?
— Обязательно.
— Но он не виноват. Это я уговорила. Все так делают, все диссертации защищают...
Ираида Николаевна на мгновение потеряла лицо, но тут же взяла себя в руки:
— Извините, пожалуйста, это вам неинтересно.
Промокнула платочком слезинку в углу глаза и снова закурила.
Когда протокол был составлен и подписан, а Ираида Николаевна уже выходила из кабинета, Виктор остановил ее:
— Подождите еще минутку. Этот человек вам не знаком? — протянул фотографию «геолога».
— Так это же и есть Балаков. Сережа Балаков.
Дверь за ней тихо, робко даже притворилась.
— Как же ты не догадался участковому фото Малышева предъявить? — потягиваясь, поднялся подполковник. — Сколько времени потеряли. Да и не пришлось бы сейчас его разыскивать. Ищи геолога в поле.
— Да вот так как-то получилось... Не догадался. В голову такой расклад не пришел. Подумал, что она сама к пропаже его может быть причастна, раз другой мужчина появился.
Балаков Сергей Фомич.
Родился 14 апреля 1939 года,
г. Верхний Тагил Свердловской области.
Клички: Геолог, Низкий.
Рост 167 см, волосы русые, лицо трапециевидное, нос прямой, глаза серые.
Особые приметы: родимое пятно диаметром 0,7 см на правом предплечье, татуировка БСФ и якорь на внешней стороне правой кисти.
Вынослив, хорошо тренирован, занимается спортом, мастер спорта по стрельбе.
2. Никитин Евгений Александрович. 22 июля 1974 г., г. Свердловск.
Кличка Хозяин оказалась небезызвестной свердловским коллегам. О нем здесь услыхали впервые лет десять назад или около того, но досье на него появилось лишь в прошлом году. Да и не досье, собственно, а так, сначала тоненькая папочка, заведенная по личной инициативе майора Сорокина, первым обратившего внимание на нагловатую эту кличку. Но, когда майор собрал в одну папочку листочки с выписками из других, самых разных дел, папочка тут же привлекла внимание руководства, и линия Хозяина сверловчанами активно разрабатывалась. Теперь и Никитин полистал любопытную папочку.
Первый листочек — по громкому и крупному делу валютчиков середины шестидесятых годов. На одном из первых допросов подследственный Мокрушев Г. П. показал, что ценности и адреса получал от некоего Хозяина через третьи руки, почтой или в тайниках, таким же манером передавал и большую часть выручки, но никогда с ним лично не встречался, в глаза не видел и, кто он такой, не знает. Из приписок следовало, что в дальнейшем подследственный от своих прежних показаний отказался, ничего не сказали о Хозяине и другие, проходившие по делу.
Кроме этих выписок, в папке было еще десятка полтора других: крупная спекуляция мехами, выпуск и сбыт левой остродефицитной продукции, комбинации с кооперативными квартирами и автомобилями, хищение стройматериалов в особо крупных размерах (однажды — целый эшелон леса), снова валютные операции и еще кое-что. Были листочки и по компетенции других отделов. Объединяло все эти столь разные дела лишь одно — во всех появлялась, мелькала и снова уныривала в небытие одиозная кличка Хозяин.
— Это же сколько дел ты перевернул? — Никитин с Сорокиным сошлись быстро.
— Да уж насиделся в архивах, полистал!
— Тебе не кажется, что располагать информацией во всех этих областях может далеко не каждый? Они же свою деятельность не афишировали, на малины не ходили.
— Полагаешь, кто-нибудь из наших?
Никитин пожал плечами.
— Мы уже прикидывали. Даже списки составляли — кто мог быть причастным. Мысль такая — информацию Хозяин получал о них еще до того, как они в поле зрения нам попадали, следовательно, прямой утечки быть не могло. Далее, как видишь, кадры идут по разным ведомствам — ОБХСС, УГРО, ГАИ, значит, сведения к Хозяину шли по разным каналам. Такой источник, если, конечно, признать, что он имеет доступ к преступному миру и закрытой информации, лишь один, понял?
— Адвокатура?
— Точно. Вот ее-то мы сейчас и проверяем потихоньку. И, если сам Хозяин или его человек оттуда, мы его выявим, вопрос времени.
— Другие версии есть?
— Есть и другие, прорабатываем.
План розыскных мероприятий у свердловчан был обширен. Под контроль и наблюдение взяты все проходившие по старым делам, так или иначе связанным с Хозяином. Проверялись по этому поводу и материалы коллегии адвокатов. Кольцо розыска медленно, но уверенно стягивалось вокруг неведомого пока Хозяина. Сорокин был прав, задержание его — вопрос времени.
— Ну а кого-нибудь из этих персонажей, — взмахнул Никитин папкой, — я увидеть смогу? Поговорить?
— Кого-нибудь, безусловно, найдем. Мы еще один списочек составили — проходившие по делам, связанным с Хозяином, по графам: знавшие о его существовании, предполагавшие и, особо, те, кто, по нашим прикидкам, мог быть с ним в личном контакте. А что касается поговорить — попытайся. Мы много раз старались, но ничего... Может, ты окажешься удачливее.
Но надежды в его голосе не было.
— Еще какие зацепки есть?
Сорокин пожал плечами:
— У вас, ты говорил, сделан какой-то фоторобот?
— Далек от совершенства! Описывали непрофессионалы да и запомнили плохо. Мы его уже прокручивали. — Он все же достал условный портрет «пижона» из Чердыни. Сорокин посмотрел и снова пожал плечами.
— Да... Далек, это уж точно, но все же давай проверим по нашим картотекам.
Опознали «пижона» не по управленческому учету, вспомнил его один из сотрудников уголовного розыска:
— Похож, вроде, на Зубова. Овал лица, возраст, губы... — но голос был неуверен. — Черт его знает... Эти очки пол-лица закрывают, глаз нет. Да и прическа — ушей не видно.
— Кто это Зубов?
— Кто его знает, темный! Две судимости — фарцовка и хулиганство. По последней я его и запомнил — нелепая какая-то! Задержали при избиении, пострадавший — ответственный человек из райисполкома. Мотивов, вроде, нет. Зубов уверял, что избил просто так, посмотрел тот косо. Но бил зверски и умело: тот — не помню фамилию, не я делом занимался — не один месяц в больнице провел, а на теле и синяков не было! А может, это и не он...
На фотокарточке из поднятого дела Зубов действительно походил на нечеткий графический портрет, составленный в Перми. Оказалось также, что избитый им Сергеев через пять месяцев после того, как вышел из больницы, оказался под следствием и судом за спекуляцию автомашинами, к распределению которых был причастен, и осужден на пять лет, но сразу же по прибытии к месту лишения свободы покончил жизнь самоубийством.
Все это настораживало, и в тот же день к вечеру в кабинете начальника розыска Свердловского управления состоялось небольшое совещание.
— Значит, так, — подвел ему итог начальник, — уверенности, что Зубов — человек Хозяина, у нас нет. Брать его бесполезно, даже если на очной ставке опознают, инкриминировать нечего. Пальчиков они нигде не оставили — чистенько работают, так что санкцию нам не дадут. Выход один: постоянное наблюдение и анализ связей, вероятно, и выведет к Хозяину. Хотя этого мы можем прождать долго! Еще нужно ехать в лагерь, разобраться — сам ли покончил с собой Сергеев или ему помогли?
Но ждать долго не пришлось, на другой же день наблюдения Зубов был засечен на передаче валюты и, после второго совещания в кабинете начальника и консультации с Пермью, при вторичном контакте был арестован.
И вот сегодня Никитин уже сидел в тесном тюремном кабинетике и слушал, как следователь прокуратуры, Понышев Раис Николаевич, ведет допрос арестованного Владимира Александровича Зубова по кличке Композитор.
— Сколько валюты ты на этот раз успел реализовать?
— Не помню, Раис Николаевич.
— Опять склероз?
— Да нет, рано еще. К чему мне на себя наговаривать. Да и вам хлеб отрабатывать надо. Ищите.