– Отряды Исолта уничтожили бы их, – сказал я.
– А, так это сделали Черные табарды. Думаешь, для мертвых карефальцев есть какая-то разница?
– Тогда, получается, вина лежит на том, кто в самом начале поставил их в такое положение.
Швея издала отрывистый смешок, больше похожий на лай.
– Ну хоть в чем-то мы с тобой согласны, Фалькио. Думаешь, я бы стала поднимать их на восстание, если бы не твое проклятое геройство в Рижу? – Она начала медленно аплодировать. – Поздравляю, Фалькио! Ты и есть причина всего произошедшего с начала и до конца. Все это стало возможным лишь благодаря тебе.
Я пропустил это мимо ушей и обратился к ее плащеносцам:
– Гордитесь собой? Эта безумная старуха превратила вас в убийц.
Некоторые засмеялись, но Швея жестом приказала им замолчать.
– Парень, думаешь, ты такой умный, но ведь ты же так и не догадался, не правда ли?
– Зачем? – спросил я. – Зачем вы все это делаете? Вы же ввергнете страну в гражданскую войну. Каким образом это поможет Алине взойти…
Швея взглянула на девочку, которая прижималась к ее ногам и жалко всхлипывала; старуха погладила ее по спутанным волосам.
– Алина не сможет взойти на престол, разве это не очевидно? Она слишком юна, да и не готова. Страна еще не готова! – Она снова посмотрела на меня. – А чертова Трин уже там, пытается заручиться поддержкой, которая так ей нужна. И когда она ее получит, то захватит престол, и на этом, Фалькио, для нас всё закончится.
– Значит, по-вашему, лучше ввергнуть страну в хаос?
– Почему бы и нет. Тогда у нас будет пять лет. За эти пять лет знать падет, истребляя друг друга и пытаясь вернуть себе власть в восставших городах и селах.
– Пять лет будут гибнуть невинные люди, – сказал я.
– Невинные люди уже погибают, Фалькио. Так всегда было. По крайней мере, теперь они умрут стоя, а не на коленях.
Какая-то часть меня, маленькая и слишком уставшая, чтобы продолжать драться, хотела верить, что в ее словах есть мудрость и что мы можем достичь согласия.
– А что случится потом?
– Затем страна поймет, насколько будет лучше, когда на престоле воссядет законный монарх. Они возжаждут, чтобы ими правил человек милосердный, который сможет воссоединить страну. Через пять лет Алина будет готова возглавить их – они сами будут умолять ее занять престол.
Вполне логичный довод, основанный на естественных политических законах, которые испокон века управляли народом Тристии. Разумный, расчетливый человек немедленно согласился бы. Но существовала лишь одна проблема.
– Король мог бы так поступить, – произнес я, пытаясь не обращать внимания на то, что в глазах всё мутится. – Он мог бы посеять смерть и хаос, чтобы удержать власть, но вместо этого решил пожертвовать собой во имя мира.
Голос Швеи, наполненный яростью и горечью, зазвучал металлом.
– Во имя мира? Неужели ты все еще убеждаешь себя в этом, Фалькио? Он умирал, чертов ты глупый болван!
Слова повисли в воздухе, и прошло немало времени, прежде чем она продолжила:
– Он болел всю свою жизнь и должен был умереть, как и ты сейчас, Фалькио. Именно поэтому он приказал плащеносцам отступить и позволил герцогам схватить его. – Старуха шагнула ко мне, несмотря на рапиры, приблизилась к моему лицу почти вплотную. – Легко быть храбрым и жертвовать собой, когда смерть уже сжимает тебя в своих объятьях. Ты ведь поэтому всегда такой благородный, не так ли? Ты давным-давно умер, когда зарезали твою жену, и с тех пор ходишь по земле и молишься, чтобы хоть кто-нибудь проткнул тебя клинком. И мой сын вел себя так же. – Она больно ударила меня по левой щеке. – Будь ты проклят за то, что пытаешься сделать из него, самого обычного человека, святого.
Я обратился к своему сердцу, ища в нем ту же ярость, что полыхала в Швее, но обнаружил лишь горечь холода и одиночества. Всё, что она сказала, – правда. В моем сердце Пэлис был отважным, бесстрашным и полным жизни, но во всех моих воспоминаниях он, бледный, с немощью в голосе, постоянно кашлял и хрипел. Швея, конечно же, не ошибалась: он был смертельно болен, так что его гибель казалась геройством не более, чем кружение упавшего листа – метким попаданием в землю. Я всегда знал, что король – такой же человек, как и все остальные. Только не мог сжиться с этой истиной.
– Значит, все было зря? – вымолвил я.