Я присел и неуклюже обнял ее, хоть и держал в руках рапиры. Она прижалась ко мне прохладной мокрой щекой.
– Все хорошо, – сказал я. – Никто и не ждал от тебя большей храбрости. Иди, милая, и не плачь. Со мной все будет в порядке, я тут разберусь.
Алина отодвинулась и протянула тонкую ручонку. Прикоснулась к моему лицу и снова заплакала. И через мгновение она отвернулась и убежала в тень деревьев. Дариана пошла следом.
– Это было щедро, – сказала Швея.
И снова в ее голосе и на лице я не заметил ни тени цинизма.
– Нельзя винить девочку, – отозвался я. – И ей не следует знать о том, что случится.
Я закрыл глаза и представил свою жену Алину, не такой, какой она была при жизни, а мертвой, какой я нашел ее на полу в трактире. Вызвал в себе последний прилив упрямой ярости, злобы, подогретой тем, что все мои идеалы рухнули, что я превратил свою жизнь в руины. Пробудил в себе все самые темные и жуткие чувства. Ринувшись в атаку на чудовищ, навсегда осквернивших имя плащеносцев, я улыбался.
Если бы я успел убить хотя бы двух ублюдков, то простил бы богам все их несправедливости. Если бы я дотянулся до Швеи, то даже вознес бы им благодарственную молитву. Но их было слишком много, юных, быстрых, отдохнувших, они с легкостью скрутили меня, раненого, отравленного и уставшего от жизни в мире, который зиждется на лжи и предательстве. Я даже не успел коснуться их клинком.
– Прости, Фалькио, – сказала Швея, когда трое Необагренных схватили меня. – Я бы пошла другим путем, если бы таковой существовал. Надеюсь, ты мне веришь. То, что сейчас произойдет… Нельзя сказать, что это к лучшему, но это наш единственный шанс. В том числе и твой.
Мне рассекли губу и столько раз ударили под дых, что я едва мог дышать, не говоря уж о том, чтобы глубоко вздохнуть. Руки и ноги мои немели, и я вдруг понял, как же легко проявлять отвагу и безрассудство, когда у тебя нет никакой надежды выжить.
– Надеюсь, ты поверишь моим словам, что ничего не закончится до тех пор, пока я не прикажу. – Она улыбнулась, мягко и сочувственно, что совершенно не подходило ей. – Вот что мне всегда в тебе нравилось, Фалькио, с того самого дня, когда ты пришел в мой дом в горячке, полуживой от голода, с отрезанной головой герцога Йереда в мешке. Ты никогда не сдавался.
– Будьте в этом уверены, – сказал я.
Кто-то из Необагренных повернулся к Швее.
– А теперь ступайте. Священнодействие не для ваших глаз.
– Я предупреждала тебя, Фалькио. Я же говорила, что ни перед чем не остановлюсь, чтобы посадить эту девочку на престол. И ни перед кем. – И она удалилась.
Когда меня куда-то потащили, я спросил:
– А мы что, тоже уходим? А я‑то надеялся поглядеть: не хотелось бы пропускать священодействия.
Двое, тащивших меня, остановились, третий ухватил меня за подбородок.
– Даже не беспокойся, шкурник. Ты увидишь и услышишь всё, что произойдет.
– Похоже, будет весело, – отозвался я, но от уверенности и ненависти, исходивших от него, у меня всё заледенело внутри.
– О, так и есть. – Он дал знак, и, когда меня снова потащили в чащу, он спросил: – Скажите, первый кантор, а вы когда-нибудь слыхали о Плаче плащеносца?
Глава тридцать восьмая
Плач
Очевидно, Необагренные уже готовились к этому какое-то время. Ярдов через сто они вытащили меня на поляну, посреди которой стоял толстый столб из тисового дерева. Они срубили еще одно дерево, чтобы сделать из него две перекладины длиной в три фута, прибив их под углом по бокам столба на высоте пяти футов от земли. Вся конструкция напоминала молящегося, который простер руки к небесам и просил богов о пощаде.
А может, это должно напоминать кактус, сказал я себе и посмеялся над собственной шуткой.
Парни, державшие мои руки, поставили меня спиной к столбу. Я хотел сказать что-нибудь язвительное и умное, но один из них сунул мне кулаком в живот, и, когда я согнулся, они заломили мне руки и привязали их к перекладинам.
Когда они закончили, передо мной стояло семеро. Многих из них я встречал и раньше, когда мы сражались с войском Трин в Пулнаме, даже разговаривал с ними – однако теперь они делали вид, будто совершенно меня не знали. Несмотря на то что мы когда-то дрались вместе, ни один из них не проявил никаких эмоций. Прежде я и сам в подобных ситуациях запугивал людей или подстрекал их к бою, чтобы убить. И старался выглядеть хладнокровным, что несказанно веселило Кеста и Брасти. Но такого холодного выражения, которое я разглядел на лицах Необагренных, я никогда прежде не видел.
Передо мной стояли четверо мужчин и три женщины, одна из них Дариана. Беспощадная Дари, как прозвал ее Брасти. Интересно, как бы он ее теперь назвал? Я всё ждал, что она что-нибудь скажет или сделает: ударит, или плюнет в лицо, или обзовет меня болваном, или… в общем, хоть что-нибудь, но она стояла, как и другие, без малейших признаков человечности на лице.