– Не понимаю, что вы имеете в виду.
– Я имею в виду, что это худший день в моей жизни. И поэтому я тебя уничтожу, никчемный злодей.
Я поднял одну рапиру и наклонился за второй. И тут же бросил ее в Шурана, чтобы ему пришлось пригнуться или отскочить в сторону: надеялся, что он раскроется и я смогу вонзить вторую рапиру ему в пах. Но он с места не сдвинулся, просто поймал клинок рукой в перчатке, а палашом отбил мой удар, выбив оружие из руки. Он поглядел на рапиру, которую держал в левой руке, затем подбросил ее в воздух и поймал за рукоять.
– Держите, – сказал он, передав ее мне. – Уверен, она вам понадобится.
Я отступил назад и на какой-то миг закрыл глаза.
Пора, сказала Алина.
Знаю.
Ты не можешь от этого спрятаться.
Не буду. Вот он я. С закрытыми глазами я увидел светильник, свисающий с потолка. Грубо вытесанные деревянные столы, грязный пол в объедках. Мужчин с грубыми руками и черными сердцами, улыбающихся мужчин в доспехах.
Я бросился на Шурана – он без труда отразил атаку, затем ударил меня по голове плоской стороной палаша. В глазах замелькали звезды, я проклинал его, как безумный, – он попытался оттолкнуть меня, чтобы сохранить дистанцию, но я продолжал на него бросаться. Он отталкивал меня – я брыкался, пинался, пока не попал ногой во что-то мягкое. Он взвыл, хлестнул меня клинком, порезав щеку.
– Что с ним не так? – спросила Трин. – Почему он так себя ведет?
– Не знаю, – ответил Шуран, отталкивая меня. – Наверное, свихнулся.
Я бросил в него правую рапиру – не успел рыцарь отбить ее, как я снова на него накинулся. Он сделал изящную дугу и ударил меня клинком в живот. Костяные пластинки плаща выдержали удар, но дыхание перехватило.
– Боги любви и смерти! – внезапно воскликнула Трин. – Я знаю, что он делает.
– Что? Это какая-то странная магия? – спросил Шуран, прижимая мой клинок к земле.
Я ударил его локтем в лицо другой рукой, а затем еще и еще, пару раз мне удалось его задеть. Он ответил, ударив меня по щеке эфесом. Одного зуба я тут же лишился.
В голосе Трин смешались восхищение и шок:
– Нет, это не магия. Он… он дерется как она. Как его жена – он переживает ее смерть.
Ты не ошиблась, чертова психопатка. Я выплюнул зуб прямо в лицо Шурана, он угодил ему в глаз, и рыцарь вскрикнул, скорее от гнева, чем от боли. Я держался слишком близко, и он не мог ударить меня клинком, поэтому принялся бить эфесом. Ребро треснуло, но в ответ я ударил его лбом по лицу и, наверное, попал по зубам: что-то твердое и острое вонзилось мне в кожу.
Я бросил второй клинок на землю и сцепился с Шураном, бил его, пинал, кусался. Рыцарь дрался с большим умением – я же как дикий зверь. Разница заключалась в том, что он пытался победить, а я нет. Мне это было не нужно, я просто старался отвлечь его внимание.
Я кричал снова и снова, даже не понимая слов, вылетающих изо рта, да это и не имело значения. Я был там, с ней, в том чертовом трактире, с теми насильниками, и знал, что они меня убьют, но я собирался забрать с собой всех, кого смогу.
Время быть храбрым, мой милый. В самых важных боях побеждают не умением.
Шуран тоже кричал: понял, что дерется не на жизнь, а на смерть, несмотря на всю свою огромную силу, превосходную скорость и неподражаемое мастерство.
Это ты призвал сюда Алину, ты, ублюдок, и пришло время тебе с ней познакомиться.
Рыцарь-командор возвышался надо мной: плотное его лицо покраснело от натуги, крови и ярости. Он наклонился, поднял одну и моих рапир и бросил мне.
– Возьми, – прорычал он. – Я хочу, чтобы ты умер с клинком в руках.
Он пытался победить меня элегантно, и в этом заключалась его ошибка. Но теперь он покончил с реверансами, прибегая лишь к силе и скорости. Шуран собирался меня убить.
Но в самых важных боях побеждают не умением, а я уже достаточно долго удерживал на себе внимание.
– Кест! – крикнул я. – Давай.
Шуран посмотрел на Кеста – тот все еще стоял на коленях в кругу, правая рука давила на невидимую стену, разделявшую нас с того самого момента, как начался мой бой с Шураном. Рыцарь начал смеяться.
– И ради чего все это? Все эти вопли и брыкание? Неужели ты думал, что это поможет Кесту освободиться? Боюсь, что в нашем мире так ничего не добьешься.
Кест, все еще стоя на коленях в кругу, продолжал медленно тянуться правой рукой к нам.
– Ты мастер фехтования, Шуран.
Рыцарь-командор поднял брови.
– Неужели, Кест? И это все, что ты хотел сказать? Что я хорош?
– Не просто хорош, а гораздо лучше, чем Фалькио.
– Так это же, полагаю, очевидно.
Необязательно было произносить это с такой презрительной усмешкой.