— Я хотела этого больше всего на свете, — сказала я.
— Так у тебя тоже была золотая лихорадка, Нора, — поддразнил меня Линкс.
— Нет, мне просто хотелось дать вам обоим то, о чем вы больше всего мечтали.
Потом Линкс обнял меня и нежно прошептал:
— Нора, моя девочка.
Затем отпустил и как бы вручил Стирлингу, я прижалась к нему.
— Мне кажется, я плачу, — сказала я. — Те, кто не плачет, когда их обижают, плачут, когда счастливы.
И вот началась работа. Все вокруг только и говорили, что о находке. Они всегда знали, что Линкса ждет удача, что ему повезет — это же не земля, а золотые россыпи.
Линкс закрыл старую шахту, переведя всех рабочих на новое место, а кроме того, нанял еще людей. Поляну, где убили отца, было не узнать, улетели вспугнутые взрывами птицы. Для того, чтобы взбираться на плато, в нем вырыли ступени. По дороге постоянно шли подводы: они везли золото в мельбурнский банк. Теперь эта земля называлась «Норины горы».
Я реже и реже видела Линкса и Стирлинга. Почти все время они проводили в шахте, возле которой даже построили домик, где могли переночевать. Состояние росло. Я неизменно слышала рассказы о найденных самородках. Один из них был свыше двух футов длиной! О нем упоминали все мельбурнские газеты, оценивая его стоимость в двадцать тысяч фунтов.
Всюду царило какое-то радостное ожидание, но мое возбуждение куда-то испарилось. Я уже не испытывала прежнего воодушевления.
К нам приехал какой-то человек, и долго о чем-то совещался с Линксом. Аделаида мне сказала, что это поверенный ее отца, который по делам Линкса собирается ехать в Англию.
Говорили, что мой опекун стал миллионером. Возможно, так оно и было, хотя и теперь он не выглядел вполне довольным. Я вообще сомневалась, что такое может когда-нибудь случиться.
Однажды я ему сказала:
— Вы ведь очень богаты. Он признал это.
— Ты тоже, дорогая. Разве я не говорил, что мы — триумвират?
— Насколько богаты?
— Тебе нужны цифры?
— Нет. Они бы мне мало что сказали. Но богатство, наверное, достаточно велико?
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сейчас вы могли бы прекратить всю эту лихорадочную деятельность, и пусть другие работают на вас.
— Никто не постарается ради тебя лучше, чем ты сам.
— А зачем? У вас уже достаточно всего.
— Я собираюсь вынуть из этой шахты все золото, Нора.
— Вы ненасытны… в том, что касается золота.
Его глаза заблестели.
— Нет, — сказал он. — Но мне нужно стать очень богатым.
— А потом?
— А потом я сделаю то, что давно намеревался.
Я ждал очень долго, но сейчас, похоже, мои надежды сбываются.
Он больше ничего не сказал и только крепко сжал губы. Я знала, что он думает о мести. О мести человеку, который выгнал его более тридцати пяти лет назад! Могут ли люди так долго мечтать о мести? Такие, как Линкс, могут. И это тревожило меня, потому что я знала: месть не приносит счастья.
Проходил месяц за месяцем, и вот, настало новое Рождество. Мы встречали его в традиционном английском стиле: горячий обед (а на улице жара!), сливовый пудинг, пропитанный бренди, какое-то растение, похожее на белую омелу. Я вспомнила последнее Рождество, приход и изгнание Лэмбсов. Что с ними сейчас, где они?
В начале января поверенный приехал еще раз, и долго разговаривал с Линксом и Стирлингом. Меня на эту беседу не позвали, но после нее я заметила победный блеск в глазах Линкса.
Однажды вечером он пригласил меня сыграть в шахматы. Подойдя к его комнате, я увидела, что дверь распахнута.
— Иди сюда, Нора, — сказал Линкс.
И когда я подошла к нему, закрыл мне ладонями глаза. Затем повернул лицом к стене и отвел ладони.
— Смотри!
И я увидела свой портрет! Стройная девушка в изящной амазонке, на темных волосах — цилиндр. Глаза широко открыты, на щеках — румянец.
— Это моя работа, — сказал он.
— Когда вы его написали?
— И это твой первый вопрос? Я показываю тебе твой портрет, и все, что слышу от тебя: «Когда»?
— Но я не позировала вам.
— А ты думаешь, это необходимо? Я знаю каждую черточку твоего лица, каждое мимолетное его выражение.
— Но вы были так заняты.
— Не настолько, чтобы не думать о тебе. Скажи, он тебе нравится?
— Не слишком ли он мне льстит?
— Такой я тебя вижу.
— Вы, но не я.
— Ты выглядишь такой, когда смотришь на меня.
— А почему он висит здесь?
— Это хорошее место для него… Самое лучшее в комнате.
— Но здесь был другой портрет. Линкс кивнул, и тогда я увидела: тот, прежний, стоял повернутый лицом к стене.
— Сидя за столом, мы могли смотреть прямо на него.
— Теперь я смотрю на твой портрет. Я подошла ближе. Неужели у меня и впрямь столько жизненной энергии? Такие блестящие глаза, такой нежный румянец?
— А Арабелла?..
— Она мертва.
— Так вот почему вы повесили меня здесь. Когда вы узнали, что она умерла?
— Морделл — поверенный, который ездил в Англию по моим делам, побывал в Уайтледиз. Он и привез эту новость.
— Понятно.
— Тебе, действительно, понятно, Нора? — спросил Линкс.
Мне показалось, что он хочет сказать мне что-то сокровенное, но, внезапно изменив решение, предложил сыграть в шахматы.
Жара была неимоверной, гораздо более сильной, чем прошлый раз. Трава засохла, гибли овцы. Да что овцы! Несколько рабочих не выдержали этого пекла. Однако новая шахта продолжала выдавать на-гора огромное количество золота.
Со времени своей находки я так редко видела Стирлинга, что однажды, столкнувшись с ним на лестнице, попеняла ему на это.
— Мы очень заняты в шахте, Нора.
— Вы всегда заняты. Иногда я жалею, что встретила золото.
Он рассмеялся.
— Куда ты направляешься?
— В летний домик.
— Через пять минут я буду с тобой.
— Мне очень приятно твое общество, — сказала я ему, когда он пришел.
— Это взаимно, — ответил он.
— Мне бы только хотелось, чтобы не было этой безумной лихорадки — добывать все больше и больше золота.
— Шахта должна постоянно работать.
— Разве сейчас, когда у вас уже целое состояние, нельзя продать всю землю?
— В свое время отец так и сделает.
— Ты думаешь, он когда-нибудь решится на это? Чем больше он получает, тем больше ему хочется.
Стирлинг сразу же встал на сторону отца. Другого я от него и не ожидала.
— Он знает, когда остановиться. Он обогащает всех нас. Нора.
— Ну и что же нам дало это богатство? Все по-прежнему, только я реже вижу тебя.
— И это тебя огорчает?
— Больше всего на свете.
Он улыбнулся мне счастливой улыбкой. Я подумала: «Он любит меня. Но почему же не говорит об этом? Сейчас самое время. Пора подумать о чем-то более важном».
— Вряд ли, — продолжала я, — ты разделяешь мои чувства.
— Ты же знаешь, что не права.
— Что ж, я рада. Скажи, отец доверяется тебе? Ты знаешь, что у него на уме?
— Думаю, что да. Мне кажется, он собирается в Англию.
— Собирается в Англию? — Я увидела его на лужайках Уайтледиз. — А мы останемся здесь?
— Я не знаю его планов в отношении нас.
— Его планов? Не следует ли нам строить собственные планы?
Он смотрел мимо меня, явно пытаясь скрыть смущение. Я подумала: «Линкс что-то ему сказал. Есть что-то такое, чего я не знаю».
Я надеялась услышать от него, что у нас будет общее будущее. Что он тотчас же попросит моей руки. Это так важно для меня. Я чувствовала: где-то рядом — опасность. Я любила Стирлинга и была уверена, что он меня любит. «Сейчас, — хотелось мне крикнуть, — сейчас как раз время».
Но он ничего не сказал.
И время ушло.
Только неделю спустя я увиделась с Линксом наедине. Жара была еще более гнетущей. Мы с нетерпением ждали ночи, но она не приносила ни облегчения, ни прохлады.
Мы как обычно склонились над шахматной доской, на которой мой король терпел поражение, осаждаемый конем, слоном и пешкой. Я сказала: