К ее счастью, родители все-таки успели. Они подошли к Маше, бросая суровые оценивающие взгляды на Алису с Лизой. Эти два человека создавали впечатление величественных скульптур, непередаваемой красоты, но все же каменных, бездушных. Сестер всегда бросало в дрожь от одного их взгляда. Подойдя вплотную к дочери, мать Маши наклонилась к ней, приобняла и поцеловала в щеку, едва коснувшись поверхности кожи, и критически оглядела ее платье:
– Хм. Почему ты не надела то, что я тебе подобрала? Оно, хотя бы, скрывало твои совершенно плоские формы, – сказала она и сморщила нос.
– Маам, в нем жутко неудобно, и я от него чешусь.
– Что за капризы? Иногда стоит чем-то жертвовать. Не пристало нашей дочери ходить в чем-то подобном. Если бы я знала, привезла бы твое платье и переодела тебя. Ужас. Что ж, ты готова? – сменила она тему, не обращая внимания не поникшее лицо Маши и оглядев людей вокруг. Внезапно ее лицо озарила приветливая улыбка, она кому-то помахала, но тут же снова сурово взглянула на дочь. Отец же молча воззревал то на них, то оглядывал помещение.
– Готова, конечно, – нахмурилась Маша.
– Тогда, мне кажется, тебе пора идти, – сказала мать, косо посмотрев на сестер.
– Какое-то отвратительное помещение, – наконец, выдал отец. – Уверен, акустика здесь паршивая. Пойдем, милая, поздороваемся со Смоленскими.
– Пойдем, дорогой, – кивнула мать Маши. Она коснулась ее щеки рукой, облаченной в длинную шелковую перчатку. – А ты иди, готовься. Надеюсь, ты нас порадуешь.
Они отошли от девочек к другой компании. Маша посмотрела им вслед и вздохнула.
– Хорошо, что вам ничего не сказали, – произнесла она и улыбнулась. – Мне и правда уже пора.
– Давай, удачи! Уверены, ты классно сыграешь! – девочки обняли Машу и отпустили ее готовиться, а сами прошли в зал и заняли свои места.
***
***
Октябрь стремительно и неумолимо близился к концу, а это значило, что все ближе подступал и праздник Хэллоуина. В честь него Константин Николаевич каждый год организовывал всю группу для похода в лес с ночевкой, чтобы посидеть у костра с сосисками и понарассказывать друг другу страшных историй. На первом курсе он организовал пробную такую вылазку, чтобы познакомиться со своими подопечными поближе, ведь его назначили куратором их группы. Но тогда собрались далеко не все, многие были уверены, что затея с ночевой на природе в конце октября такое себе занятие: холодно, скучно, с преподавателем особо не расслабишься, не выпьешь и вообще как-то в целом странно. Но поход оказался очень веселым и необычным развлечением. Поэтому на следующий год и в последующие в поход собирались почти полной группой, за исключением тех, кто по каким-то причинам не мог – заболел или уехал.
Так же упорно в такие походы никогда не ходила Катерина. Она и так сторонилась своих одногруппников, считая общение с ними ниже своего достоинства, а жертвовать своим личным комфортом на природе тем более не собиралась. Алиса вообще удивлялась, какого лешего Катерина забыла на их специальности со своим мироощущением. После того случая, когда Катерину обступили с расспросами о Ле́роне Аскала, Алиса задумалась о том, что они учатся вместе уже четвертый год, но она совершенно ничего не знает о своей одногруппнице, лишь небольшую поверхностную информацию. Катерина очень сильно выбивалась из их коллектива не только внешним видом, своими рассуждениями о жизни и поведением, но и в целом сама вела себя как белая ворона. Она очень редко присутствовала на каких-то общих мероприятиях, сборах, не принимала участия в студенческой жизни, не заводила друзей и мало рассказывала о себе. В течение первого курса с ней пытались общаться, влить ее в общий круг, но она сделала все для того, чтобы от нее отстали. Даже от общения с Алисой, мягко говоря, отказалась. В итоге все перестали ей навязываться, а она не трогала других. Лишь изредка развлекала одногруппников своими выходками. Кто-то изначально делал ставки, что она вылетит после первого же семестра, так как она постоянно опаздывала на занятия, прогуливала их, заваливала зачеты и экзамены, хамила преподавателям и вообще вела себя вызывающе. Но каким-то чудом экзамены она пересдала, прошла на второй семестр, потом на второй курс, на третий и вот она учится с ними уже четвертый год. Ребят это удивляло, и они решили, что она просто заносит неплохие деньги в казну университета, за счет чего до сих пор и держалась. Но опять же было непонятно, зачем ей сливать столько денег каждый год на диплом социолога. Ответа на этот вопрос, разумеется, ни у кого не было.
Еще значительной фишкой Катерины с самого начала стало ее имя. По документам она являлась, естественно, Екатериной, но любого, кто называл ее полным именем, она всегда поправляла, даже преподавателей. Иногда доходило до смешного, когда в подобных стычках ее выгоняли из аудитории. Но она упорно настаивала, чтобы ее называли «Катериной» и никак иначе. Причина такого бзика тоже была покрыта мраком. Многие шутили, что она хотела чем-то запомниться и не придумала ничего лучше, но Алиса думала, что не может быть все так очевидно. В любом случае, через какое-то время все преподаватели так или иначе уступали ей, слишком уж она была настойчива.
Теперь Алиса снова стала с интересом наблюдать за Катериной. С того дня она была довольна весела, про Ле́рона больше ничего не рассказывала, хотя ее пытались разговорить и узнать, ходила ли она на свидание с ним. На вопросы она не отвечала, лишь загадочно улыбалась и даже не хамила в ответ на шуточки одногруппников. В итоге от нее все отстали, да и самого Ле́рона перестали обсуждать. Даже Маша. Периодически заходя в аудиторию, где находился социолог, Катерина, как правило, всегда мило здоровалась с ним, называя его по имени, но никогда не получала ответного приветствия, лишь изредка многозначительный взгляд. Казалось, это ее совершенно не расстраивало.
Итак, день икс настал. Из-за того, что тридцать первое число в этом году выпало на среду, мероприятие было перенесено на субботу. Общий сбор был назначен, как всегда, сразу на автовокзале. Когда Лиза довезла Алису к назначенному времени, там собрались уже почти все вместе с Константином Николаевичем и, пока дожидались оставшихся, общались, шутили, смеялись. Настроение у всех было отличное, несмотря на пасмурную погоду. Было уже достаточно прохладно, зато безветренно. Константин Николаевич оценивающе осмотрел небо и взглянул на ребят:
– Все взяли дождевики?
– Так точно! – хором весело ответили ребята.
– Вроде, дождя не должно быть по прогнозу, – сказал кто-то.
– Не должно быть, – согласился профессор. – Но вы знаете нашу погоду, так что береженого, как говорится… Так, внимание, сверяемся со списком!
– Константин Николаевич, а можно вопрос?
– Пройдемся по списку, потом все вопросы. Итак, Волнухина?
– Здесь! – подняла руку девочка.
– Вижу, – сказал профессор и сделал пометку в блокноте. – Воробей? Вижу…
Когда профессор всех отметил, он попросил набрать тем, кто еще не подошел. Пока ребята звонили своим одногруппникам, Константин Николаевич сверял автобусные билеты и разрешил задавать вопросы.
– А социолог с нами не поедет?
Константин Николаевич растерялся. Он оторвался от билетов и посмотрел на ребят, которые резко все замолчали и замерли в ожидании ответа.
–Не поедет. А что такое?
Ребята облегченно выдохнули.
– Мы боялись, что он тоже поедет с нами, так как постоянно с вами ошив… простите, присутствует рядом с вами.
– А что случилось? – профессор обеспокоенным взглядом обвел студентов.
– Да ничего, просто с вами теперь не поговоришь, как раньше…
Константин Николаевич нахмурился.
– Так-так, рассказывайте.
Ребята переглянулись между собой. Дима, как всегда, взял на себя ответственность сказать за всех:
– Раньше к вам всегда можно было подойти после или до лекций, что-нибудь спросить, ну и вообще… А сейчас рядом постоянно этот мистер Аскала, и подходить при нем стало как-то стремно… Какой-то он, не знаю… Не по себе от него, да, ребят?