– То есть в двадцать лет у тебя появился иммунитет к алкоголю, а до этого все было как у всех?
– Вроде того.
– Как это возможно? На тебе провели эксперимент? Или ты чем-то переболел?
– Нет, ничего такого. Думаю, я просто в какой-то момент достиг точки невозврата, когда мой организм настолько устал от всей гадости, которой я его пичкал, что просто перестал все воспринимать.
– Какой гадости?
– Алкоголь, курение всякой дряни, всевозможные наркотики в соседстве с очень хреновым питанием и в целом хреновым образом жизни.
– Ты принимал наркотики? – Алиса во все глаза уставилась на собеседника.
– Ну да, – ответил Ле́рон так, будто это было обычным делом. – Принимал их долгое время и в больших количествах. Потом бросил, когда понял, что они меня больше не берут.
– Давно это было? – у Алисы пробежали мурашки по телу. Она смотрела на Ле́рона и пыталась понять, шутит он или говорит правду. Может быть, это была очередная выдуманная на ходу история. Но по его безмятежному лицу нельзя было определить ничего.
– Как раз лет в двадцать и бросил. К этому времени я перепробовал много всего, что было мне тогда доступно. Но уже толком ничего не брало. Точнее, не приносило никакого веселья. Но при этом стоило огромных денег, которых тогда у меня было не так, чтобы очень много. Поэтому наркотики я бросил, но алкоголь пью до сих пор по привычке.
– А как ты смог бросить?
– Просто решил бросить и бросил. Это не так сложно, как кажется.
– Если бы это было просто, то не было бы столько зависимых, – не согласилась Алиса.
– Это всего лишь выбор. Люди становятся зависимыми, потому что не хотят завязывать на самом деле. Любые наркотики люди не могут бросить потому, что у них проблемы с башкой. Они просто не могут выживать в реальном мире. И поэтому им сложно сделать этот самый выбор. Вот и вся причина.
– Да, с этим я могу согласиться. Но ведь организм привыкает к наркотикам и без них человеку физически становится больно и плохо.
– В целом, если достаточно давно сидишь на них, то да. Но это можно перетерпеть, – Ле́рон кинул в остатки костра окурок сигареты. – А вот боль в голове не так просто заглушить, поэтому многие срываются.
– А у тебя не было ломки?
– Может и была, я уже и не помню. Но срывов не было.
– Не знаю… Ни разу не встречала человека, кто так легко смог избавиться от зависимости…
– У меня не было зависимости.
Алиса снова нахмурилась:
– Мало кто признает себя зависимым.
– Разумеется. Но не я.
– Ладно, допустим… А, ты сказал, наркотики перестали приносить тебе веселье. Что ты имеешь в виду?
– Организм быстро привыкает к наркотикам и такого эффекта, как в самом начале, уже не происходит. Ты увеличиваешь дозу, но того самого крышесносного эффекта все равно нет. Просто начинаешь проваливаться в какое-то болото, но там уже абсолютно не весело. Большую часть времени чувствуешь себя каким-то безжизненным овощем и размазней.
– Не знаю, что вообще веселого может быть в наркотиках…
– Никогда не пробовала?
– Ну, травку пробовала пару раз, но мне не зашло.
– Тогда тебе и правда не понять, – Ле́рон усмехнулся и вернулся к бутылке.
– А что с алкоголем? – внезапно вспомнила Алиса начало разговора. – С наркотиками понятно, но почему ты не пьянеешь с алкоголя?
– Пьянею, просто слишком медленно. И мне нужно гораздо больше, чем другим.
– Ты сказал, что это стало происходить тоже лет в двадцать. Значит, раньше он на тебя действовал так же, как и на других?
– Это да, раньше я быстро пьянел. Не знаю, – задумался Ле́рон. – Или отказ от наркотиков так подействовал, или я просто допился до крайности.
– Но организм не может просто взять и перестать воспринимать яды. Ты можешь перестать чувствовать кайф, но организм-то все чувствует. И тем более продолжает разрушаться.
– Ты это точно знаешь? – Ле́рон ухмыльнулся.
– Ну да…
– Человеческий организм до сих пор не изучен досконально. Поэтому все может быть. Как минимум на моем примере ты можешь убедиться, что такое вполне реально, – Ле́рон снова продемонстрировал бутылку и заодно сделал еще один глоток.
– Ну да. Получается, ты уникум. Если, конечно…
– Если я не вру?
– Если ты не врешь, – подтвердила свою мысль Алиса и улыбнулась.
– В любом случае, вряд ли ты когда-нибудь узнаешь, вру я или нет.
– Ну да, – рассмеялась она. – Но я предпочитаю верить людям, даже если меня реально пытаются обмануть. Так жить приятнее.
– Согласен.
– А почему алкоголь не бросил?
– Время было такое. В моем окружении все, что я употреблял, было нормой. А здоровый образ жизни порицался. Быть трезвенником в моих кругах было опасно, слишком бы выделялся. Отказавшись от наркотиков, я не мог бросить еще и алкоголь с сигаретами. К тому же, мне правда нравился вкус спиртного и запах сигарет. Вместо одной пачки в день я выкуривал, бывало, по две, по три. Изредка курил травку просто по привычке. Ну и тешил себя надеждами, что чувствительность вернется.
– А ты много чего успел попробовать из наркотиков?
– Все, что на тот момент было доступно. Абсолютно все.
– Как ты жив остался после такого…
– Магия. Или просто чертовски хорошее везение, – пожал плечами Ле́рон. – А ты чересчур спокойно на это реагируешь. Будто мы разговариваем всего лишь о глютеновой зависимости.
– А как я должна реагировать?
– Ты – никак не должна. Просто сравниваю тебя с другими. В большинстве случаев у людей реакция одна: страх и неприязнь.
– Ну, не скажу, что я прям спокойно реагирую. Я считаю, что это все страшно, правда. Но стараюсь контролировать свои эмоции. Если ты сам так спокойно об этом рассказываешь, значит, тебя это уже не беспокоит. А я не вправе тебя судить… Во-первых, это уже твое прошлое, а сейчас у тебя другой образ жизни, положительный с точки зрения общества и интересный для тебя самого, я думаю. А вообще, если говорить в целом… Не знаю, я к этому отношусь как-то проще…, – Алиса задумалась, стараясь подобрать правильные слова. Она сама толком не могла понять, почему ко многим маргинальным личностям относилась спокойно, а объяснить это другому человеку было тем более сложно. – Знаешь, мне кажется, у каждого свой путь. Человек не может быть плохим или хорошим сам по себе, есть только хорошие и плохие поступки. Люди с таким образом жизни мне лично ничего плохого не делают. Да, меня могут обокрасть или угрожать моей жизни, но у меня как-то получается всегда вовремя проанализировать ситуацию и не попасться под какие-то опасные ситуации. Вообще, я стараюсь не общаться с такими людьми просто. У меня был грустный опыт и повторения мне бы не хотелось. Но людей плохими я все равно не считаю из-за этого. Просто так получилось, они не виноваты. Как-то так.
– Интересная позиция.
– Ага… А зачем ты рассказываешь о себе такое незнакомым людям?
– Просто разговор зашел об этом, – Ле́рон снова пожал плечами.
– Странно, конечно. Будто ты специально пытаешься от себя людей оттолкнуть. Ну или проверяешь их таким образом… Вообще интересно, что такого должно произойти в жизни человека, чтобы в двадцать лет уже завязать с наркотиками по собственной воле… У тебя было трудное детство?
Ле́рон усмехнулся:
– Как сказать. Учитывая, что обычно подразумевают под этим выражением, нет, у меня было совершенно обычное детство, обычные родители. Трудное детство я устроил себе сам.
Алиса вопросительно посмотрела на Ле́рона. Он неотрывно смотрел на озеро и стал рассказывать, словно полностью погрузившись в свои воспоминания:
– Я родился, как часто говорят, в интеллигентной семье. Мама была учительницей, отец инженером. Я рос смышленым и подавал большие надежды. В пять лет выигрывал отца в шахматы, в семь построил первый инженерный аппарат. В школу пошел с шести лет, после второго класса перешел сразу в четвертый. А когда мне исполнилось одиннадцать, я резко взбунтовался без всякой на то причины. Сдружился с неблагополучными ребятами, стал с ними пропадать, пропускать школу. Уроки вообще забросил, стал получать двойки. Родителей постоянно вызывали в школу за мои хулиганские выходки. А они ничего не могли со мной сделать. Я рано понял, что фактически никакой власти родители надо мной не имеют. Выгнать из дома они меня не могут, отдать в детдом тоже. Хотя я и там бы не пропал. Ругать бесполезно, бить тоже. Я ничего не боялся. Мог вытерпеть любую боль, а потом все равно сделать по-своему. Иногда родители пытались меня запирать в квартире, но я все равно удирал. Мне просто было скучно жить их жизнью, а со шпаной мне было весело. Постепенно градус моего хулиганства увеличивался. Я подрос, лет в тринадцать попал в компанию старших ребят, которые давали нам разные несложные задания: тут украсть, там залезть, здесь что-то подложить, поломать. Тогда же и появились первые наркотики. Курить сигареты я уже научился, подошла очередь травки. Хотя первым наркотиком, который я попробовал, были какие-то таблетки. Я уже не помню, что конкретно это было. А потом уже пошла трава, за ними разные порошки. Амфетамин был самым популярным и доступным у нас. Когда стал чуть взрослее, в моем окружении появился даже героин. Его я тоже пробовал пару раз. Мерзкая штука. Дома же я стал появляться совсем редко, родители отчаялись бороться со мной и старались жить хотя бы своей жизнью. А я успешно шел по карьерной лестнице в мелком преступном мире. Меня сделали старшим, стали давать более сложные и ответственные задания. Много всякой дряни случалось, но мне всегда удавалось выходить живым и почти невредимым из любой ситуации. Когда мне стукнуло шестнадцать, меня заметили совсем серьезные ребята, завербовали к себе. Вот там я познал все радости и тяготы жизни. В полном понимании этих слов. Я уехал от родителей и почти перестал поддерживать с ними связь. Почувствовал, будто уже остался один, и это словно развязало мне руки полностью. Наличие родителей перед глазами, видимо, все-таки было каким-то моральным сдерживающим фактором. Хотя и до этого о чувствах родителей я не задумывался вообще. Конечно, с возрастом, я осознал, что поступил с ними жестоко. Но было поздно. Сейчас их обоих уже нет.