– То есть исследование все-таки на нас делается?
Ле́рон вместо ответа просто улыбнулся.
– Честно говоря, Константин Николаевич меня поразил, – задумчиво произнесла Алиса. – Мы его всегда воспринимали как просто отличного преподавателя, доброжелательного, любящего свою работу и студентов. Но никогда не думала, что у него есть какие-то серьезные амбиции в научной области.
– Думала, что он недостаточно серьезен?
– Да, точно! Это подходящее слово. Просто он всегда такой веселый, постоянно шутит. Точнее, пытается, ибо у него это редко получается. Но это очень мило выглядит. И еще обожает мифическую Атлантиду, как будто верит в сказки, ну, понимаешь?
– Ты просто сравниваешь его с другими преподавателями.
– Ну да.
– А ты в существование Атлантиды не веришь?
– Нууу, – засмеялась Алиса, – после прочтения его книги стала сомневаться в своих убеждениях, но да, раньше точно не верила. Мне очень нравится этот миф, он впечатляющий и мне бы очень хотелось верить в ее существование, но это и правда больше похоже на красивую сказку. Я очень люблю сказки, но мой прагматичный ум не дает мне в них поверить.
– Ты не создаешь впечатление человека с прагматичным складом ума.
– Почему?
– Как ты сказала… Всегда веселая, позитивная и постоянно шутишь…
– Ясно, подкол засчитан, ха-ха. Да, соглашусь, я иногда ошибаюсь в людях. Но не часто. Чаще всего мое первое впечатление о человеке бывает верным.
– Вот как.
Они дошли до пруда, Алиса остановилась, Ле́рон тоже. По пруду плавало несколько уток. Завидев людей, они стали подплывать ближе. Алиса полезла в рюкзак, убрала воду и достала небольшой пакетик с кормом.
– Остатки, – продемонстрировала она пакет Ле́рону. – Как раз на один раз, потом они уже улетят, наверное.
– Веселая, позитивная… и кормишь уток специальным кормом для птиц, – будто завершил неоконченную ранее мысль Ле́рон.
– Не хочу быть причиной смерти какой-нибудь птицы, даже если я об этом никогда не узнаю, – Алиса набрала горсть корма и по одной, две штучки стала кидать уткам, стараясь делать это равномерно, чтобы всем досталось.
– Это птицы. Без твоей помощи они точно не пропадут. И всегда найдут корм.
– Я знаю, мне просто нравится, – Алиса взглянула на него. – Не потому, что я чувствую себя хорошей из-за этого. Просто нравится. Это как еще одна медитация для меня. А ты всегда делаешь все исключительно исходя из целесообразности действия? Никогда ничего не делаешь просто так?
– Делаю, но в качестве исключения.
– Например?
– С тобой разговариваю сейчас.
Алиса кинула остатки горсти в воду и развернулась к Ле́рону.
– Ты всегда был таким циничным?
– Я не циничен. Абсолютно. Хотя считаю это скорее минусом, чем плюсом.
– Тогда почему ты постоянно разговариваешь как циник и ведешь себя так?
– Ты хочешь сказать, что я всегда груб и невежлив? А еще не забочусь о чувствах других?
– Ну, что-то вроде того.
– А почему я должен заботиться о чувствах совершенно чужих для меня людей?
– Чтобы у них появился шанс стать тебе не чужими, например?
– Если бы я нуждался в близости с кем-то, то не поступил бы со своими родителями так, как поступил.
Алиса почувствовала, будто ее шарахнуло молнией от этих слов. И ощутила какой-то очень неприятный толчок в груди. Она снова отвернулась к пруду, молча взяла еще одну горсть корма и стала медленно подкидывать уткам, будто специально старалась растянуть время, чтобы как можно дальше отодвинуть тот момент, когда нужно будет чем-то заполнить паузу в их диалоге. Что же с ним было не так? Таких людей попросту не бывает, с бухты-барахты без веской на то причины ребенок не станет тянуться к собственному разрушению и причинять столько боли своим родителям. А если его история реально правдива и не приукрашена, родители хапнули еще как много боли и переживаний из-за него. Она могла себе это представить и даже прочувствовать в какой-то степени. А он так спокойно об этом говорит, абсолютно без тени сожаления, печали, боли. Или ненависти к родителям. Что же там скрывается за этим напускным равнодушием?
Ле́рон тоже молчал, и Алисе было от этого еще дискомфортнее. Ее не часто могли застать врасплох и смутить каким-то фактами из жизни, тем более до такой степени, чтобы она не могла придумать, что сказать, как продолжить разговор. В таких ситуациях она начинала просто больше копаться в людях и добиралась до сути, которая бы ей все объясняла, но с ним она не чувствовала в себе смелости начать делать то же самое. Был какой-то ступор. Притом, что уже второй раз Ле́рон сам проявил инициативу к их общению и вроде бы так легко и просто рассказывал о себе, без утайки отвечая на ее вопросы, однако она понимала, что копаться в его психике он не позволит. И она не могла себя пересилить и рискнуть сделать это, будто нашла человека сильнее. И она спрашивала себя, а хочет ли она вообще дальше копаться в нем? Алиса попыталась представить, что это их последняя встреча. Вот они расходятся у входа в парк, она едет к сестре, а он… Он уходит по своим делам. И вот она снова видит его только на занятиях с Константином Николаевичем, а потом он уезжает из их страны, и она больше никогда с ним не сталкивается… Нет, ей это определенно не нравилось. Ей хотелось узнать чуть больше о нем прежде, чем он покинет их страну. Нужно было просто поменять тон их разговора и попробовать пообщаться на обычные не напрягающие темы. Возможно, так он больше сможет раскрыться.
Алиса бросила уткам остатки корма из пакетика, опустошив его полностью, скомкала и убрала в карман пальто, развернувшись к Ле́рону. Тот смотрел на нее каким-то странным пронизывающим взглядом, будто сканировал самую ее душу. От этого ее словно окатило ледяной водой с головы до ног. Его взгляд резко переменился и снова стал обычным, равнодушным.
– Ты знаешь, иногда ты создаешь какое-то… пугающее впечатление…, – прошептала Алиса, нахмурившись.
– Да, знаю. Порой я забываюсь. Ну что, утки сыты и довольны? Каков дальнейший план? – непринужденно спросил он.
– У меня есть еще полчаса, – Алиса задумчиво посмотрела на часы. – Можно продолжить гулять здесь, пройтись вокруг парка…
– Часто тут бываешь?
– Да, частенько. Но зимой реже… Я не только уток кормлю здесь, часто просто гуляю, слушаю музыку или сижу на лавочке, читаю книгу. Когда тепло, конечно.
Они отошли от пруда и направились вглубь парка.
– Расскажи что-нибудь о себе, – попросил Ле́рон. – А то ты уже знаешь обо мне довольно много, а я о тебе почти ничего.
– Что тебе было бы интересно узнать?
– На данный момент все.
– Хм… Даже не знаю…
– Твои родители очень интересно вас назвали. Елизавета и Алиса, необычные парные имена, не находишь? Обычно дают какие-то более схожие имена. Например, Елизавета и Екатерина.
– С отсылкой на императриц? – наконец смогла улыбнуться Алиса.
– Хотя бы. Или Татьяна и Ольга. В общем, либо созвучные, либо с каким-то смыслом.
– Мама рассказывала, что они до последнего не могли придумать имена нам. И они пришли ей, когда она нас уже родила и увидела. Они просто пришли ей и все. Но да, я понимаю, почему ты так спросил. Родителям тоже хотелось называть нас как-то созвучно, поэтому Лиза была Лизой, а меня стали называть Лисой.
– Да, это тоже не обычно. Обычно сокращенно зовут «Элис».
– А меня друзья обычно так и называли, «Элис», но я настолько привыкла к маминому и Лизиному «Лиииса!», что очень плохо реагировала на «Элис». Поэтому друзья тоже стали меня так называть.
– Кстати, я думал, что тебя так назвали, потому что ваша мама была поклонницей Алисы в стране чудес.