Себастьян сухо усмехнулся в ответ. Ну, уже лучше — собеседник таки пошел на контакт и подтвердил свое положение. Дело за малым.
— Если вы видите кто я, Альбер, значит, вы должны понимать, что из-за особенностей своего происхождения я не могу работать на Инквизицию, — попытался воззвать к разуму мужчины сильф. — Чистоты моей крови для братьев-инквизиторов явно недостаточно, уж поверьте. Вы можете доверять мне. Я вовсе не собираюсь сдавать вас святой службе или же городской страже.
Искаженный молчал.
— Я не намерен причинять «Новому миру» какой-либо вред, — настойчиво продолжил ювелир, — и вообще стараюсь держаться в стороне от политических дрязг. Меня привело к вам дело исключительно личного характера, которое останется только между нами. Прошу вас, не заставляйте меня своим упрямством претворять в жизнь произнесенные угрозы.
Искаженный по-прежнему стоически молчал, и Себастьян не знал, что он мог бы еще сказать, чтобы убедить мужчину сотрудничать. Однако, тот бросил пристальный взгляд на ювелира и, убедившись в непреклонности сильфа, отвернулся. Выразительные глаза его померкли.
— В каких-то вопросах вы очень наивны, — Альбер печально покачал головой. — То, что вы полукровка, еще ни о чем не говорит. Многие Искаженные добровольно отказываются от борьбы и предаются властям, стараясь спасти свои жалкие жизни… Однако, вы не из таких.
Серафим с надеждой слушал мужчину, горячо желая, чтобы тот принял решение помочь ему, и не пришлось бы без надобности применять силу.
— Хоть вы и угрожаете мне, в ваших словах нет жестокости или лжи, — задумчиво проговорил глава «Нового мира». — Вы создаете впечатление честного человека. Я склонен поверить вашим мотивам… вашим глазам, хоть это и не глаза человека. Да, мне кажется, я могу пойти на риск и довериться вам. Я разбираюсь немного в людях… иначе мне было бы трудно в течение долгих лет занимать столь опасный пост. И сохранять нашу организацию не только действующей, но и весьма неудобной для существующего режима.
— Должно быть, непросто нести такое бремя в одиночку, — вежливо кивнул Себастьян, естественным образом подстраиваясь к неторопливой манере речи Искаженного. — Возможно, ваш брат мог бы помочь вам в этом нелегком труде, останься он жив, не так ли?
Альбер чуть заметно поджал губы.
— Не понимаю, почему вас это интересует, — прохладно отозвался он. — Но из постановки вопроса я заключаю, что откуда-то вам уже стало известно, что несчастный Грегор был убит по моему приказу. Увы, он ничем не мог помочь «Новому миру». Напротив, брат только мешал нам.
— Вот как? — саркастически хмыкнул ювелир, не удержавшись. И тут же поправился, приготовившись выслушать эту семейную историю, которая обещала быть интересной. — Удивительно.
— Не спешите иронизировать, сэр: я говорю вам чистую правду. Правду, которую вы так желали услышать и которую силой потребовали от меня. Грегор хотел уничтожить «Новый мир».
— Уничтожить своих собратьев? — позволил себе усомниться Себастьян. — Но почему?
Версия смерти отца Софии от главы Искаженных выглядела какой-то фантастической. Гораздо более правдоподобной выглядела банальная и нередкая в тайных организациях борьба за власть.
— Я же уже сказал вам, что многие Искаженные предают нас, — в глазах Альбера появилась горечь. — Предают самих себя, свое предназначение, свою кровь. Они напуганы и раздавлены законами общества, и желают только одного — чтобы их оставили в покое. Двойная жизнь, связи с подпольем, постоянная неравная борьба, готовность к худшему — это не для всех. Почти никому из нормальных людей такого не нужно. Они не желают всю свою жизнь хранить свой ужасный секрет, скрывать от всего мира то, что ты иной… Быть изгоем непросто. Если ты один, и представители городских властей нашли тебя прежде, чем собратья из «Нового мира» — почти наверняка ты согласишься на всё, лишь бы только тебе сохранили жизнь. Прежнюю жизнь.
— Что? — не поверил ювелир. — Но ведь это обман.
Альбер пожал плечами и тяжело вздохнул.
— Да, бессовестный обман. Вы это понимаете, я это понимаю. Но простым людям, у которых в один из дней обрушился мир, бывает трудно мыслить рационально. Они боятся даже помыслить о сопротивлении. Больше того, под давлением социума они и сами считают себя уродами. Большинство забирают на принудительные общественные работы, перевоспитание, хорошеньких и молодых превращают в проституток. Но некоторых они оставляют на свободе, как приманку. Чтобы потом, будучи найденными нашими агентами, они могли втереться в доверие собратьев и вывести на след руководителей «Нового мира».