Они совпадали.
Ускорив шаг, ювелир практически побежал, опасаясь успеть лишь к развязке. Однако спектакль, похоже, только-только начинал разыгрываться.
Их было пятеро, в руках у одного всего-навсего нож. Наверняка, и остальные вооружены чем-то подобным, но не видят необходимости сейчас пускать оружие в ход. Какая-то местная шпана. Окружив насмерть перепуганную девицу, они что-то пьяно горланили, смеялись, даже не скрывая своих намерений. Да и кого им тут бояться? Наверное, важные шишки в своем маленьком бедном районе на самой окраине большого Ледума. И не предполагают даже, что кто-то решится им тут помешать.
— Искаженная! — вдруг выкрикнул один из них, и голоса на миг стихли. Потом зашумели снова, но веселости в них осталось совсем немного, зато появилась брезгливая, слепая ненависть и щепотка страха.
Чертовы ксенофобы. Быстро же они вычисляют чужаков! Нюх у них, что ли, на это дело? Впрочем, у Софии её маленькая проблема разве что на лбу не написана.
Себастьян задумался. С одной стороны, нет его вины и ответственности в поступках других людей. Ни в беспечности и самонадеянности его новой знакомой, ни в жестокости здешних грабителей. Пять золотых, по одному на каждого — не состояние, конечно, но на недельку-другую сытой и хмельной жизни — по их меркам — должно хватить с головой. Понятно, что девушка окажется в инквизиторских застенках, а потом и на костре, коли доживет. Но Себастьян подспудно был уверен: стоит только вмешаться в жизнь другого человека, хоть один только раз спутать священные нити судьбы, — и просто отвязаться уже не получится. Тем самым он добровольно впустит Софию в свою жизнь, а заодно и продемонстрирует готовность ответственности. Тогда уж точно придется взвалить это ярмо прямиком себе на шею.
А такого развития событий всеми силами хотелось избежать.
С другой стороны, если бы не наёмник, София не оказалась бы здесь и сейчас. Разве не он был причиной её появления в этих трущобах? Разве не он прогнал её и позволил уйти одной, зная, чем это может закончиться? И что теперь — запросто вернуться в «Старую почту», бросив беспомощное создание в беде?
Ювелир тряхнул головой. Кажется, он был задет за живое. Себастьян мысленно выругался — окаянная совесть таки проснулась. Однажды, уже очень давно, он стоял перед таким же выбором. Но тогда сильф ничего не мог поделать, а теперь — очень даже может.
Звук удара и глухой всхлип некстати прервали неторопливый ход его мыслей. София упала на землю, а её обидчики, довольные собой, глумливо захохотали.
— Именем святой Инквизиции!
Себастьян сокрушенно вздохнул и мысленно закатил глаза, выступая из тени ближайшего дома — в полукруг света от единственного на всю округу тусклого газового фонаря. Силуэт наёмника едва угадывался, смазанный туманом и крупной моросью. Какого черта он вытворяет? Собрался играть в героя? Смешно.
Да уж, по-другому он представлял себе сегодняшний вечер.
Ох, и как бы не пришлось потом жалеть о совершенном, как это часто случается с благими делами.
Смех быстро прекратился. Грабители развернулись в его сторону, в глазах их застыло недоверчивое недоумение.
Ювелир отогнул ворот плаща, непринужденно демонстрируя приколотую за мгновенье до того змеевидную серебряную фибулу. Левая рука многозначительно легла на рукоять эстока, укрывшись за затейливой гардой, сложная форма которой представлялась каким-то диковинным сплетением стальных лепестков и кружев. Такая фибула и эсток — отличительные знаки каждого работника святой службы. В нынешний век огнестрельного оружия, технологии и магии разве что они и сохранили благородное умение фехтовать, оставаясь настоящими воинами до конца.
Если, конечно, не брать в расчет той мелочи, что единственное применение древнему искусству городские инквизиторы находили в притеснении и истреблении беззащитных изгоев. Другое дело те братья, что жили и охотились за стенами полисов.
Себастьян также был довольно-таки равнодушен к огнестрельному оружию, хотя без него иногда было не обойтись. В особенности, если не предоставлялось возможности вступать в ближний бой или противник значительно превосходил в численности. Несмотря на это, холодное оружие было ближе сердцу, хоть и требовало куда больше времени на освоение. Методично доводя технику до совершенства, сильф никогда не пренебрегал тренировками: каждый без исключения день они занимали значительную часть времени. Само тренированное тело было главным оружием ювелира, — оружием, которое невозможно отнять и которое не даст случайную осечку, что немаловажно в его непредсказуемой профессии.