Изумительной работы лезвия были особенно хороши для режущих и секущих ударов, но, при необходимости и должной сноровке, ими можно было и колоть, и даже наносить мощные рубящие удары, удобные для решительного завершения схватки.
Кажется, пришел час испытать смертоносное чудо в деле. Причем, в этот раз не на собственной шкуре, что не могло не радовать.
— Сложи оружие, дитя порочного союза, не упорствуй тщетно во грехе, — незаметно полился, потёк откуда-то сверху-слева глубокий голос предводителя, умело применявшего легкое гипнотическое внушение. Лицо его было упрямым и строгим, лицо ревнителя старых законов. — Ты не имеешь права существовать, но милость Изначального велика. Осознай греховность своего пути, преклони колени и покайся немедленно. Мы попытаемся спасти твою душу, огнем очистив её от скверны.
Загипнотизировать сильфа? Ну, уж тут вы не угадали, любезнейшие.
Себастьян только криво усмехнулся в ответ.
Нет, но какие добряки! После столь щедрого предложения прямо-таки тянет стать вероотступником. А что — лишиться разом всех убеждений, чувства собственного достоинства, а заодно и жизни в придачу, только скажи заветное «да». Но придется побороть невероятной силы искушение. В другой раз он подвергнет рефлексии собственную греховность, которая так раздражает окружающих святых людей.
Судя по тому, что старший инквизитор и еще несколько человек с ним находились на втором этаже, вся честная компания поджидает его уже давненько. Засада. Ну и ну, и как же он не почувствовал этого? Вероятно, за долгие годы борьбы с нелюдями у Инквизиции накопился достаточный арсенал секретных средств, чтобы обмануть даже особо чувствительные органы чувств.
Себастьян помрачнел, предвидя грядущий кровавый ад. Ох, если бы только это было возможно, ювелир всеми силами желал бы избегнуть его. Или хотя бы предпочел не устраивать резню прямо в Церкви, пред очами Изначального, пусть даже священное место и осквернено уже кощунственным убийством настоятеля…
Но, судя по всему, особенного выбора не оставалось: инквизиторы упрямы и никогда не пойдут на попятную. Придется принимать навязанный бой.
Уже второй тяжелый бой за последние несколько дней.
— Перед вами Серафим, — бесстрастно представился он, прерывая молчание и в свою очередь доставая клинки. Сильф говорил, но был мыслями как будто и не здесь: глаза его уже до краев заливала холодная мутная зелень. — Как и вы, я изучал Истину, и мне жаль, что мы разошлись в толкованиях. Используйте оставшееся время достойно: для молитв и раскаяния во грехах, которыми запятнаны даже инквизиторы. Приготовьтесь раствориться во всеобъемлющей любви и милосердии Изначального, который ждет вас — сегодня и всегда.
Наемник обвел их взглядом, смотря как будто сквозь, входя в измененное состояние сознания. В нездешних глазах на миг полыхнули ледяные огни. Но они не могли напугать ликвидаторов, привыкших смотреть в глаза нелюдям каждый божий день.
— Приготовься узнать гнев Того, чье слово острее меча, еретик! — в тон ему ответил старший инквизитор, и это послужило сигналом к началу схватки.
Без лишней поспешности, воздев над головой оба меча, сильф принял текучую кошачью стойку и приготовился начать свой танец.
Враги вихрем атаковали со всех сторон, работая умело и слаженно, будто управляемые коллективной волей. Чтобы не мешать друг другу, одновременно действовали только четверо, остальные же плотно держали кольцо окружения и были наготове тут же сменить выбывших из строя товарищей.
Серафим прикрыл глаза и с головой окунулся в прозрачные воды схватки.
Если суметь охватить картину целиком, всё в мире подчинялось определенному порядку.
Хаоса не существовало.
Серафим превосходно чувствовал темпоритм боя, похожий на неровное биение сердца единого организма, живой, неверный ритм, согласно которому двигались, как зачарованные, клинки врагов и его собственные.
В отличие от способного чутко воспринимать Серафима, инквизиторы не могли ускорить или замедлить этот ритм, а тем более выйти за его пределы. Они существовали только внутри и подчинялись законам ритма. Они не слышали и не сознавали его, а потому ритм владел ими, а не наоборот.
По этой причине вражеские атаки находились у ювелира под непрерывным контролем, и он легко уходил от них, попутно не забывая использовать появляющиеся бреши в защите. Опережая и упреждая действия противников, он намеренно приводил их личные ритмы в беспорядок, с которым не всем удавалось справиться.